Пол Мейсон — британский журналист и писатель рассказывает о том, почему капитализм не выдержит напора автоматизации и технологического развития, что придет ему на смену, и какую пищу для воображения даст XXI век.
Polityka: Капитализм неоднократно доказал, что он умеет приспосабливаться к происходящим в мире изменениям. В своей книге «Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему» вы предрекаете ему неотвратимый конец. Почему вы уверены, что на этот раз приспособиться не получится?
Пол Мейсон (Paul Mason): У рабовладельческого строя и феодализма, двух масштабных общественно-экономических систем, служивших организации жизни западной цивилизации перед капитализмом, было свое начало и свой расцвет, но в итоге они рухнули. Поэтому я не думаю, что капитализм станет исключением. Я уверен, что мы сейчас наблюдаем его закат. Я соглашусь, что это самая жизнеспособная система, придуманная человеком, поскольку ей всегда удавалось отвечать на вызовы. В XIX веке и в значительной части XX это работало так: у работников были силы защищать свои интересы, в том числе связанные с оплатой труда, и они заставляли капитал искать средства при помощи инноваций. Однако неолиберализм разрушил единство рабочего класса. Капитализм решил пойти коротким путем: в последние пару десятилетий он увеличивает свои доходы, сокращая зарплаты или переводя производство за границу. В итоге новая модель инновационной экономики и общества не появляется. Это тупиковый путь.
— Вы пишите, что капитализм в его современной форме — это подстегивающий сам себя механизм, создающий «остерити» — политику жесткой экономии и бюджетных сокращений. Как до этого дошло?
— Кризис 2008 года увеличил долг государств, которые уже были на тот момент должниками. Тогда неолиберальный капитализм дал больному единственное лекарство, какое знал: экономия ценой самых бедных социальных групп. Цель такой политики помимо заявленного на словах спасения стран от растущего долга и банкротства состояла в том, чтобы ограничить роль государства в целом, не только в одной экономике. Я уверен, что этот и каждый следующий кризис станут предлогом к дальнейшей приватизации, сокращению расходов на социальную поддержку, ограничению доступа к бесплатному здравоохранению и образованию, а также увеличению пенсионного возраста. Это заколдованный круг. Из-за патологий финансовой системы начинается кризис, потом сокращается роль государства, оно все больше зависит от частного сектора, финансовый пузырь надувается, а мы оказываемся на пороге нового кризиса. Поэтому я считаю, что неолиберализм стал инструментом, который разрушает государство.
— Многие полагают, что спасением для капитализма станут технологический прогресс и автоматизация.
— Это пустые мечты. Через 20-30 лет большинство известных сейчас занятий исчезнет. Одним из самых ярких моментов, убедивших меня, что это происходит, стала ситуация, когда в McDonald"s я диктовал свой заказ не человеку, а сенсорному экрану. Одетый в униформу уставший работник этой сети выступал символом современности все те годы, которые называют сейчас эпохой неолиберализма. Для многих поколений это была первая оплачиваемая работа в жизни, своего рода переход от детства к взрослому состоянию. Но сейчас он исчезнет. Автоматизация уничтожает рабочие места, не создавая достаточное количество новых, а цифровые технологии способствуют тому, что цена некоторых благ, которые были раньше дорогими (например, музыки, информации), стремится к нулю. Я не говорю, что эта экономическая система рухнет сегодня или завтра, но некоторые признаки уже видны.
— Какие?
— Приближается момент, когда государства, которые осознают, что капитализм не может удовлетворить их потребности, начнут внедрять внесистемные решения. Иными словами, они захотят отказаться от этой экономической системы. В каком-то смысле первый шаг на этом пути сделала Великобритания. Брексит стал выступлением против иммиграции и свободного перемещения рабочей силы.
— Американский антрополог Дэвид Грэбер (David Graeber) написал в 2013 году, что специальностью неолиберализма стало создание «bullshit jobs» — бессмысленных занятий, которые, как казалось, исчезнут по мере развития технологического прогресса. Но вышло иначе. Почему?
— Теория Грэбера отчетливее всего подтверждается в тех странах, на которых оставил особенно сильный след неолиберализм. Экономический рост в таких местах стимулируют при помощи наплыва дешевой рабочей силы. Вместо того чтобы инвестировать в технологии, повышать производительность, проще нанять работника, который почти ничего не стоит. В Великобритании символом таких перемен стали автомойки. Сейчас — это все чаще четверо парней с губками, а еще 10-20 лет назад работу выполнял автомат. В таких условиях у инженеров нет стимула разрабатывать более совершенные автоматы. Дело не в том, что новых рабочих мест не появляется, просто работа становится все хуже, а платят за нее все меньше. Таким образом мы разрушаем нашу производительность.
— Вообразим на минуту, что капитализм все же выстоял. Как вы представляете себе такую гиперкапиталистическую реальность через 30-40 лет?
— Он мог бы выжить двумя способами. Первый — это изобретение метода, который вернет труду ценность. Спрос на труд должен резко возрасти, чтобы появилось большое количество хорошо оплачиваемых рабочих мест. Но шансы на это невелики. Все изобретенные до сих пор технологии (лучшая иллюстрация — цифровые) обесценивали труд и часть продуктов. Второй сценарий спасения капитализма — это эволюция в сторону неофеодализма. В таком случае подавляющей части населения придется смириться со стагнацией зарплат на очень низком уровне и отсутствием перспектив на какое-либо продвижение по социальной лестнице. В выигрыше окажутся только самые привилегированные слои. Как в средневековье, появится узкая прослойка элиты, существование которой будет опираться на труд неквалифицированной и скудно оплачиваемой рабочей силы. Отличие будет состоять в том, что при гиперкапитализме каждая минута нашей жизни будет коммерциализирована, появятся платформы для покупки дословно любых услуг, которые способен оказывать человек, но цены этих услуг будут максимально занижены. Сегодня такой философии старается следовать Uber.
— Картина мрачная.
— К сожалению. Надо признать, что найти оптимистичные альтернативы очень сложно. Образ будущего, нарисованного в мрачных тонах, преобладает и в кино, и в литературе. В «Элизиуме» Нила Бломкампа (Neill Blomkamp) Лос-Анджелес будущего выглядит примерно так, как я описал выше.
— А что с альтернативами, выдержанными в утопическом духе? В своей книге вы отводите много места Александру Богданову и его изданному в 1909 году роману «Красная звезда», в котором он описывает коммунистическое общество на Марсе. Вам близка идея создания новых форм общественного устройства в совершенно новом пространстве без оглядки на то, что было раньше?
— В какой-то мере. Смелость, с которой Богданов рисует свои картины, достойна подражания. Чтобы вообразить себе все с такой ясностью, он должен был принять точку зрения марсианина, который случайно попал на Землю и смотрит на все свежим взглядом. При этом стоит напомнить, что «Красная звезда» была протестом против ленинизма. Эта книга, на самом деле, повествует о том, как должна выглядеть революция в XX веке. Богданов считал, что революционный процесс должен быть постепенным, а резкий скачок в коммунизм, которого хотел Ленин, невозможен: ему должен предшествовать переходный период. «Красная звезда» говорит о том, что историю нельзя ускорять, а на переломные изменения нужно время. Любопытно, что центральная тема книги — это изображение человека, освободившегося от любых ограничений: экономических, социальных и даже половых. Здесь нет однозначного разделения на мужчин и женщин, люди могут менять пол. Я задумался, почему такой марксист, как Богданов, который всю жизнь думал, как освободить людей труда от оков их собственных ограничений, добавляет к этому набору трансгендерность? Под конец я понял, что он хотел вбить в голову всем закоренелым ленинистам мысль, что политической революции должна предшествовать революция в умах людей, иначе перелом завершится большой трагедией.
— Остановимся на идентичности. Какое влияние на нее оказали технологии? Прежняя модель рабочего, который чувствовал себя в первую очередь представителем своего класса, утратила актуальность. Что пришло ей на смену?
— Либерализм XIX века создал человека труда с единой идентичностью, преимущественно связанной с его местом труда. Сейчас, даже если человек остается рабочим, его жизнь не ограничивается миром вокруг завода. У каждого есть смартфон с доступом к различным социальным сетям, формирующим его «я». Взглянем, что произошло в культурной сфере. Если посмотреть на развитие западной литературы последних 500 лет, можно заметить, что отрицательными персонажами там обычно выступают люди, меняющие обличья, выходящие за рамки своей природы. Такую картину закрепили образы, которыми пользовался Голливуд. Однако в последние 20 лет все изменилось. Все чаще образцом предстает тот, что умеет лавировать между разными вариантами своей идентичности. Мы живем в эпоху, когда люди заново открывают свою сексуальность, меняют работу, не чувствуют себя членами одного сообщества. На наших глазах появляется сетевой индивидуалист. И именно его шаги определят, как будет выглядеть будущее.
— В своей книге вы изобразили экономику, опирающуюся на информацию. Многие блага там бесплатны, а авторских прав практически не существует. Какими могут быть практические эффекты воплощения этой идеи в жизнь?
— Авторское право трещит по швам, поскольку цена продуктов, на которые оно распространяется, утратила связь с рынком. Те, кто еще помнит эпоху пластинок, знают, что они имели ценность, потому что потом их можно было сдать в комиссионный магазин и вернуть себе часть денег. Современная система, где музыка преимущественно доступна он-лайн, устроена иначе. Никто из пользователей таких сервисов, как iTunes или Spotify, не является владельцем песен, которые он слушает. Они полностью принадлежат монополистам вроде компании Apple. Их нельзя продать или отдать. Кроме того монополиста не интересует качество. За самый худший и за самый лучший диск в мире мы заплатим одинаково. Я хочу этим сказать, что наше понимание заслуженной награды за создание чего-то исключительного должно измениться, поскольку международные корпорации исказили его смысл. Я не думаю, что Beatles записали «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», потому что хотели до конца жизни получать 99 пенсов за песню. Они делали то, что делали, чтобы мир узнал о них и оценил, а заодно — чтобы вести интересную жизнь. То есть, по сути, по той же причине, почему люди на протяжении веков решались заняться творчеством.
— Вы упомянули о монополистах. Что с ними будет?
— В первую очередь нужно, чтобы они работали на рыночных условиях. Банковский сектор устроен так, чтобы у каждого из нас было на выбор пять или больше банков. Почему тогда не может быть пяти таких платформ, как Facebook, которые будут предлагать похожие услуги, а клиенты решат, какой из них пользоваться? Это отчасти эффект тех миллионов фунтов, которые Facebook тратит на лоббирование, чтобы избежать такого развития событий. А у государств нет сил или желания бороться с монополистами.
— Если не государства, то кто?
— Мы обладаем этой силой влияния. Если мы уделим внимание таким процессам, как создание свободного программного обеспечения, краудфандинговых акций и крупных предприятий, которые используют волонтерский труд (примером выступает Википедия), если мы по достоинству оценим их, а потом изменим наш подход к технологиям, собственности, труду, мы сможем создать новое качество и избавиться от гигантов вроде Google и Facebook. То, что они сейчас получают огромный доход, не имеет значения. Все изменится, если мы докажем их акционерам, что потенциал монополистов исчерпался, и зарабатывать на них больше не получится.
— В посткапиталистической экономике деньги перестанут служить средством обмена? И, если да, что их заменит?
— Когда вещи становятся бесплатными, как сегодня информация, средство обмена становится ненужным. Никто из нас не платит за использование Википедии, поскольку переизбыток информации привел к перераспределению. Однако распространение этого механизма на всю экономику займет слишком много времени, понадобятся переходные периоды. Сейчас нам следует извлечь выводы из опыта Советского Союза 1920-х годов. Советские экономисты понимали, что переход к коммунистической экономике запустит определенные процессы, которые они не смогут контролировать. Об этом уроке нужно помнить. А если вернуться к вопросу, я считаю, что при эволюции в сторону посткапитализма деньги начнут играть двоякую роль. Они останутся средством оплаты и сохранения стоимости. При этом в нерыночной части экономики, в которой будут преобладать кооперативы и безденежный обмен, их роль изменится. Они станут, скорее, мерой, будут служить для оценки рыночных и нерыночных благ.
— Каких перемен стоит ждать в сфере образования? Из-за наступления технологий непонятно, в каком направлении стоит обучать следующие поколения.
— Это следующая серьезная проблема. Автоматизация и появление машин, способных обучаться, то есть простой формы искусственного интеллекта, изменят рынок труда. В 2015 году на Всемирном экономическом форуме в Давосе были представлены исследования, которые показывали, что в ближайшие пять лет спрос на работников, способных самостоятельно решать задачи, резко упадет во многих секторах экономики. Одновременно в отрасли компьютерных технологий будет расти спрос на способных инженеров. Скоро мы окажемся в ситуации, когда основную физическую работу будут выполнять машины, и обучать ей людей станет бессмысленно. Через несколько десятков лет, когда искусственный интеллект станет стабильной и надежной силой, основным умением для ежедневного существования станет формулирование точных задач для компьютера. Можно предположить, что работу в современном значении этого слова сохранит узкий круг элиты, то есть людей, которые понадобятся для функционирования этой автоматизированной системы.
— А что с остальными? Перспектива появления общества, в котором никто не должен работать, может многим показаться ужасающей.
— Общество с минимальным уровнем трудоустройства — это дистопия только в том случае, если экономическая система ориентирована на перераспределение благ посредством работы. Поэтому нужно найти альтернативу, обратившись к примерам из истории, например, XIX века, в котором Шарль Фурье (Charles Fourier) создал концепцию труда, ориентированного на человеческие склонности. В свою очередь, Джон Мейнард Кейнс (John Maynard Keynes) в одном из своих эссе 1929 года описал общество изобилия. Как он полагает, образование будет в основном учить людей понимать прекрасное и пользоваться им. Я думаю, к его словам стоит отнестись всерьез. Нужно сконцентрироваться на искусстве управления свободным временем, которое получат будущие поколения. Надежду вселяет тот факт, что богатые общества производят много креативных вещей. В последние годы большой популярностью пользуются порталы, где люди могут продать вещи, которые они сделали своими руками в свободное время. Если принять, что наличие свободного времени способствует созданию красивых предметов, а нам уже не придется тратить энергию на работу, возможно, так и будет выглядеть будущее.
— Каким образом посткапитализм повлияет на политику и функционирование государства? Начнет ли политическая система эволюционировать в сторону общественных движений по образцу партии Podemos?
— Сложно сказать. Нынешние структуры власти сильны, но я не думаю, что они смогут пережить такие радикальные перемены, о которых мы говорили. Мир может расколоться на бессчетное количество небольших сообществ с разной формой внутренней организации. Одни будут функционировать как настоящие коммуны, другие наверняка изберут более иерархизированную структуру. Государству же придется заняться выработкой необходимых компромиссов между ними.
— А в краткосрочной перспективе? Решат ли основные партии отказаться от рыночной экономики и капитализма?
— Единственная альтернатива капитализму, которую видят партийные лидеры западного мира, — это национализм или социал-демократический консерватизм. Они продолжают придерживаться неолиберальных принципов, поскольку не могут вообразить себе глобальную альтернативу в духе общественного освобождения. Я думаю, нас ждут очень неспокойные времена, политическая напряженность будет возрастать. Центристские партии будут слабеть, а популярность приобретут кандидаты, представляющие крайние взгляды. Так, как это было в США с Дональдом Трампом и Берни Сандерсом.
— Что нужно для того, чтобы приблизить те образы, которые вы нарисовали? Мы знаем, что существующая система выгодна многим людям и организациям, которые обладают реальной властью. Вы думаете, для изменений понадобится потрясение: общественное, политическое или экологическое?
— Нет. Я думаю, потрясение 2008 года было достаточно сильным, чтобы его самые важные последствия еще дали о себе знать. Я имею в виду распад глобализации. Когда он произойдет, перед людьми встанет вопрос: хочу ли я сохранить политические и экономические свободы, свойственные либеральному обществу, которое живет в эпоху глобальной экономики, или предпочитаю вернуться к более консервативному иерархизированному миру середины XX века? Я не верю, что нам нужна очередная встряска, потому что знаю: число людей, понимающих необходимость более справедливого распределения благ, растет. Я оптимист.
— Вы считаете, что идея прогресса себя исчерпала? Мы слышим со всех сторон, что на нас неумолимо надвигается автоматизация, наш труд станет ненужным, а искусственный интеллект будет делать все за нас. Чем питать воображение в таких условиях?
— В сфере труда проблем будет наверняка много. В ближайшие годы нам следует сосредоточиться на обдумывании новой модели в духе Генри Форда, то есть создании как можно большего количества хорошо оплачиваемых и требующих высокой квалификации рабочих мест, хотя уже ясно, что на всех их не хватит. Так что нам придется равномерно их распределить: сократить рабочую неделю, внедрить новые формы трудоустройства, как, например, job sharing (разделение одной ставки на двух или более человек), постараться найти больший баланс между работой и свободным временем. Что касается топлива для воображения, людям придется задаться вопросами, которые они сейчас просто не успевают обдумать. Я советую каждому такое упражнение: сесть в кресло и пять минут подумать о том, что бы вы сделали со своей жизнью, если бы ваша работа занимала несколько часов в неделю, но при этом все ваши потребности были бы удовлетворены? Как в такой ситуации добиться самореализации и вести наполненную смыслом жизнь? Такой будет основная проблема XXI века.
— На это потребуется больше пяти минут.
— Ничего. Главное поупражняться, потому что однажды времени у нас будет вдоволь.
Манифест движения «Суть времени», написанный и зачитанный в ходе Летней школы
Полный текст манифеста:
Русския язык:
Звуковая дорожка - зачтение манифеста на летней школе:
ПОСЛЕ КАПИТАЛИЗМА
Манифест движения «Суть времени»
Введение. Концептуальная и экзистенциальная рамка
Любое движение объединяет людей с разными взглядами и убеждениями. Эти различия естественны и в каком-то смысле необходимы. Но это не имеет никакого отношения к всеядности: должно быть нечто, объединяющее людей, решивших вместе делать общее дело.
И это нечто – даже не какой-то общий принцип, а некая рамка, очерчивающая общую для всех участников политическую, нравственную и экзистенциальную территорию.
Какова эта рамка для движения «Суть времени»?
Она слагается всего лишь четырьмя принципами.
Принцип №1
. Все мы относимся к краху СССР как к личной трагедии. Ответственные за этот крах силы лишили нас нашей Родины. Это особенно ясно теперь, когда всё те же силы стремятся добить до конца Россию, используя буквально те же приемы, которые позволили им организовать крах СССР.
Итак, потеря СССР для нас – это утрата. Боль этой утраты с годами не ослабевает. Даже наоборот. Ибо по прошествии времени лишь нарастает трагическое осознание того, как много мы тогда потеряли.
Разрушенный Советский Союз живет в наших сердцах. И поскольку он в них живет – СССР может быть восстановлен.
Способность хранить в сердце то, что исчезло в реальности, – главная предпосылка реванша. Да, именно реванша – мы говорим о нем и только о нем.
Стремление к реваншу – это осознание горечи поражения и готовность к победе. Только это и ничего больше.
Мы переживаем крах СССР как поражение своего народа и свое личное поражение. Но мы не капитулировали. Мы готовы продолжить борьбу и победить.
Принцип №2.
Мы хотим знать, почему распался Советский Союз и кто виновен в этой трагедии. Мы понимаем, что ответ на этот вопрос крайне сложен. Что враг применил против нас сложное и коварное . Что враг и теперь создает разного рода ложные цели и дымовые завесы. Мы не хотим простых ответов. Ибо понимаем, что простота тут – хуже воровства.
Мы не пощадим сил ума и души для того, чтобы добраться до истины. Мы готовы учиться, брать новые и новые барьеры сложности в поисках окончательного ответа.
Не готовые дать окончательный ответ сегодня, мы дадим его завтра. В русских сказках говорится о семи парах стоптанных железных сапог. Если будет надо, мы стопчем семьдесят семь пар таких железных сапог. Ибо мы хотим окончательного ответа на свой вопрос. И мы этот ответ получим.
Принцип №3. Мы хотим понять не только то, кто виновен в распаде СССР и в чем подлинный замысел сил, сумевших обеспечить его распад.
Мы хотим понять еще и то, как можно вернуть утраченное. Только ради этого мы и прорываемся к истине. Возвращение утраченного – еще на порядок сложнее, чем получение ответа на вопрос о том, кто, как и почему отнял у нас любимое.
Мы не боимся и этой сложности. Мы хотим обрести настоящий, полноценный ответ на вопрос о том, как вернуть утраченное. И мы этот ответ обретем.
Принцип №4.
Без любви разум бессилен. Без разума любовь слепа.
Но и разума, и любви недостаточно. Мы хотим понимания природы своего поражения, понимания путей к победе – не просто для того, чтобы потешить свой ум и успокоить сердечную боль. Мы хотим не только понять, как вернуть утраченное. Мы хотим это утраченное вернуть.
Сердце и разум, даже объединившись, бессильны, если нет воли. У нас эта воля есть. Мы хотим бороться за то, чтобы вернуть утраченное. Мы не хотим экстаза, мы не будем биться в конвульсиях. Мы сможем остудить чувство, не потеряв при этом его. Наш разум может и будет брать один барьер сложности за другим.
Но все это для нас – не упражнения души и разума. Нам нужно любить и знать для того, чтобы действовать.
Вслед за Марксом мы говорим: ученые слишком долго объясняли мир, тогда как дело в том, чтобы его изменить.
Вот и все, что нас объединяет. Только эти четыре принципа – и ничего другого. Они задают концептуальную, моральную, экзистенциальную, политическую рамку. Внутри нее – мы чувствуем и мыслим по-разному. Мы лишь отправляемся в общий путь. Мы верим, что странствие в поисках утраченного сблизит нас. И при этом мы всегда будем оставаться разными. Это, повторяем, нормально и даже необходимо. По-разному мы переживаем утрату и понимаем природу этой утраты.
Но мы хотим вернуть утраченное. И мы его вернем.
Те же, кто не разделяет объединяющие нас четыре принципа, – пусть отойдут в сторону. Нам одинаково чужды и сектантская нетерпимость, и безволие всеядности.
Оговорив все то, что нас объединяет, мы переходим к тому, что, по нашему мнению, делает возможным реализацию нашей основной и единственной стратегической цели.
Часть 1. О содержании современной эпохи
Глава 1. Двадцать лет спустя
Двадцать лет назад распался Советский Союз.
Двадцать лет назад было спущено развевавшееся над Кремлем Красное знамя.
Двадцать лет назад антикоммунизм и антисоветизм стали официальной идеологией новой постсоветской России.
Двадцать лет назад было заявлено, что распад СССР является не катастрофой, а освобождением России от чудовищных оков советизма. И возвращением в лоно мировой цивилизации. То есть в капитализм.
Во имя этого возвращения в капитализм отреклись от очень и очень многого. От созданного гигантскими усилиями и гигантскими жертвами великого государства. От советского образа жизни. И – от своего исторического пути.
Ведь проект под названием «капитализм» оказался, мягко говоря, очень трудно совместим с Россией как историко-культурной личностью.
Об этом достаточно убедительно говорил Ленин в своей ранней работе «Развитие капитализма в России». Но об этом же говорили противники Ленина из лагеря почвенников. И тоже достаточно убедительно.
Впрочем, дело не в том, кто именно и что говорил по данному поводу. Дело в исторической практике. Буржуазия Российской империи складывалась веками. И выдвинула из своих рядов выдающихся политиков и общественных деятелей. Но в решающий момент, после Февральской революции, эта буржуазия проявила потрясающие безволие и бездарность. За полгода она проиграла все. Ее поведение коренным образом отличалось от поведения буржуазии французской, английской и даже немецкой или итальянской.
Отличия были столь разительны, что неизбежно встал вопрос о причинах такой несостоятельности класса, которому предоставила все мыслимые и немыслимые возможности.
Крах российской буржуазии после Февральской революции обернулся крахом страны, которую большевики с огромным трудом спасли от окончательной гибели. И ведь как спасли? Проводя радикально антибуржуазную политику. То есть, отказавшись от сращивания исторической России с буржуазностью. Обнаружив какой-то непреодолимый тканевый барьер между этой самой буржуазностью и Отечеством.
Большевикам было некогда. Они не имели возможности ломать перья, объясняя, почему либо капитализм, либо Россия. И классический марксистский аппарат не позволял им философски осмыслить подобное «либо-либо». Ведь, согласно этому аппарату, любая страна должна пройти период капиталистического развития.
Большевики как раз и заявили, что Россия этот период уже прошла – худо-бедно, но как-то. В каком смысле прошла? Почему прошла?
Большевики не давали по этому поводу вразумительного ответа и не могли его дать.
Этим занимались их противники из почвеннического лагеря. Но и они не указывали дороги вперед. Фактически они просто воспевали феодализм, противопоставляя его духовности буржуазную бездуховность.
Большевики указали дорогу вперед. И повели Россию этой дорогой – радикально антибуржуазной и антифеодальной одновременно.
Но в чем же тайна несовместимости капитализма и России как историко-культурной личности? Идет ли речь только о несовместимости любой многонациональной империи с буржуазностью, всегда оборачивающейся «парадом буржуазных национализмов»? Или речь о чем-то более глубоком?
Ответ на этот вопрос особо нужен сейчас.
Наши противники из радикального либерального лагеря уже дали свой ответ. Они сказали: «Да, русский дух, русская культурная матрица несовместимы с капитализмом. Мы, может быть, и не понимаем, почему. Но мы это признаем. Да мы и не хотим особо разбираться, почему. Потому что нам ясно, что либо капитализм, либо смерть. А значит, во имя жизни (то есть построения капитализма) мы будем разбираться с Россией, как повар с картошкой. Побуждать русский дух к мутации, менять ядро русской культуры, радикально трансформировать русскую культурную матрицу. А что еще можно сделать?» Так говорят либералы.
Но нам, хотя бы сейчас – в самый катастрофический для России период, период невероятной безысходности, – чтобы выйти из тупика, необходим внятный ответ на вопрос, ПОЧЕМУ Россия несовместима с капитализмом. В чем именно тайна этой несовместимости?
Признаем очевидное.
Двадцать лет назад Россия снова закрутила роман с капитализмом. На этот раз с еще более катастрофическими последствиями, нежели в феврале 1917 года. При этом катастрофа Февраля, она же катастрофа несостоятельности тогдашней буржуазии как господствующего политического класса, длилась чуть более полугода. Теперешний роман новой постсоветской России с новым капитализмом длится двадцать лет. За эти двадцать лет капитализм не создал ничего, а разрушил все.
Наши противники обвиняют в этом Россию, которая лишь имитирует согласие на брак с капитализмом. А на самом деле по-прежнему культивирует в себе сосредоточенную и упрямую антибуржуазность.
А раз так, говорят наши противники, то нужны любые, самые радикальные средства побуждения России к капитализму. Да-да, еще более радикальные, чем ранее. Десоветизация на манер денацификации, внешнее управление. Если надо, то и расчленение. Все это – для вящей славы капитализма.
Ведь только в капитализме спасение, только в нем выход, только он хоть что-то может как-то удержать на плаву.
Еще до того, как наша борьба с нашими противниками вступит в решающую фазу, нам нужно для самих себя получить четкий ответ на вопрос – так ли это. А может быть, наши противники правы? Может быть, действительно, только в капитализме спасение? Может быть, в этом случае и впрямь надо подавлять любыми средствами то отторжение, которое веками мешает обуржуазить Россию?
Для того чтобы получить честный и глубокий ответ на этот вопрос, нужна новая аналитика капитализма, которая существенным образом переосмыслит все, что связано с его прошлым, и даст возможность заглянуть в его будущее.
При этом нам нужна не антикапиталистическая пропаганда и агитация. Нам нужен теоретический аппарат, позволяющий ответить честно на вопрос о сути и перспективах капитализма. А значит и о том, в чем состоит вывод России из нынешнего ее кошмарного состояния? В том, чтобы любой ценой капитализировать страну, – или в чем-то другом?
Не будем предвосхищать ответ на этот вопрос.
Не будем работать под идею.
Исследуем капитализм с предельной научной честностью, опираясь на тот концептуальный аппарат и те фактические данные, которые учтут все: и объективные достижения западного капитализма, и крах антикапиталистического СССР, и унизительный кошмар последнего капиталистического двадцатилетия.
Глава 2. Отречение и отреченцы
Двадцать лет назад под лозунгом возврата в мировую цивилизацию (то бишь, в капитализм), под лозунгом ускоренного обретения «нормальной жизни» (то бишь, капитализма) произошло фундаментальное отречение от собственного исторического пути во имя ускоренного построения «светлого капиталистического будущего».
Особый цинизм состоял в том, что это отречение было оформлено как возвращение к исконным национальным традициям, которые растоптали «гады-большевики».
Отреченцы дозировано использовали досоветскую символику и семантику. Расчленяя империю и растаптывая все ценности, которые ее создали, отреченцы предъявляли народу антисоветский псевдоимперский суррогат. Они фактически не скрывали при этом, что речь идет именно о суррогате, который должен примирить с их новой политикой широкие слои российского общества.
При этом отреченцы не скрывали своего презрения к этим самым широким слоям. Воодушевленные тем, что «слои» уже поддержали их, выбрав Ельцина в июне 1991 года президентом РСФСР, отреченцы относились к поддержавшему их населению как к быдлу, «пиплу», который «схавает» любой суррогат.
Можно и нужно обсуждать причины, по которым вот уже двадцать лет в России длится страшный сон отреченчества. И нельзя не признать очевидное: этот сон не мог бы длиться так долго, если бы Россия не получила страшные повреждения.
Сон отреченчества беспрецедентно долог. Его последствия – кошмарны и унизительны. Это касается всего: образования и здравоохранения, промышленности и сельского хозяйства, обороны и безопасности, правопорядка и демографии.
Все это не позволяет отмахнуться от вопроса о том, жива ли страна вообще. Оставим дежурных оптимистов наедине с теми, кто дежурно внимает их дежурным восклицаниям по поводу того, что Россия «встала с колен». И честно спросим себя: идет ли речь о невероятно долгом и кошмарном сне – или же о смерти страны?
Задавшись этим вопросом, не будем играть в поддавки. А будем тщательно измерять параметры, которые позволяют получить правдивый ответ на этот страшный вопрос. И признаем, что Россия, встав на капиталистический путь уродливым как никогда образом, получила страшную травму. Но, тем не менее, она жива. И понемногу выходит из своего двадцатилетнего сна, весьма похожего на коматозное состояние.
Не надо сладких иллюзий. Россия еще не проснулась полностью. Она по-прежнему колеблется между жизнью и смертью. Весьма велика возможность, что силы, которым нужна именно смерть России, добьются искомого. Но как бы велика ни была эта возможность, шанс на жизнь у России есть. И этот шанс необходимо использовать полностью. Непростительны здесь любое безволие, любая апатия, любые ссылки на бесконечную слабость друзей России и бесконечную силу ее врагов.
Но что должно быть предложено России, которую капиталистический соблазн уже довел до коматозного состояния? Тот же капитализм, но в неизмеримо большей дозе плюс подавление всего антикапиталистического? А если антикапиталистична вся традиция? Тогда ее надо подавлять всю целиком? Но что тогда останется от России?
Автор данной книги касается темы, которая сейчас волнует всех: старый мир рушится, каким будет новый мир? В своем оригинальном исследовании на основе богатого фактического материала он выступает с глубоким анализом современного состояния западного общества. Серьезный кризис, из которого никак не может выйти Запад, пишет он, затронул все сферы его жизни – политику, экономику, культуру, социальные отношения. Теперь уже понятно, что прежняя капиталистическая форма существования Запада подвергнется серьезным изменениям. Что же ждет мир в посткапиталистическую эпоху, не будет ли крах капитализма сопровождаться такими бурными потрясениями, которые поставят под сомнение само будущее человечества? Кто станет новым мировым лидером, могут ли возникнуть новые мировые империи, что произойдет с политикой, с экономикой, с финансами, с общественными отношениями? Автор дает ответы на все эти и многие другие вопросы. Не оставляет он без внимания и Россию, которой посвящены отдельные главы в его исследовании. Будущее нашей страны и нашего народа видится ему в несколько неожиданном ракурсе, но сего выводами трудно не согласиться.
Из серии: Каким будет мир
компанией ЛитРес .
Часть 2. Что будет после капитализма?
«Ноосферный социализм»
Отвращение к капитализму остается неотъемлемой частью культурного наследия, доставшегося от Советского Союза. Не стоит забывать, что марксизм обладал и обладает огромным обаянием и был еще неоцененной во всей своей громадности интеллектуально-воспитательной силой.
Поэтому крушение социалистической экономики не сопровождалось столь же основательным крушением марксистской идеологии – других интеллектуалов и в особенности других преподавателей гуманитарных дисциплин в ВУЗах в России просто не было. Люди, чье сознание было преобразовано многими десятилетиями господства одной идеологии, никуда не делись, а среди преподавателей высшей школы концентрация тайных или даже бессознательных адептов марксизма была особенно велика. Ну а эти преподаватели готовили себе достойную смену.
С таким наследием российская культура не может не быть в значительной степени «социалистической» и «антикапиталистической».
В пространстве современной русскоязычной общественной мысли можно отыскать взгляды сторонников более или менее ортодоксального марксизма-ленинизма, сохранивших свои подходы к истории в почти полной неприкосновенности с советского времени. О манерах авторов этого типа стоит сказать – без оценки, только ради констатации факта – то же, что говорили о французских аристократах эпохи реставрации: «они ничего не забыли и ничему не научились». Для анализа современной ситуации в мире современные марксисты считают вполне достаточным ссылаться на Маркса, Ленина, и – в качестве особого интеллектуального изыска – на Розу Люксембург. Ничего нового за последние 100 лет, по их мнению, в мире открыто не было. Есть авторы, которые находят уместным теперь, с двадцатилетним перерывом публиковать свои монографии о политической экономии социализма, которые в свое время не были опубликованы из-за наступившей перестройки.
Для авторов этого типа никакой загадки в вопросе «что может быть после капитализма» нет, поскольку ответ на этот вопрос хорошо знали еще большевики в начале XX века, и к их знаниям можно добавить лишь некоторые новые аргументы вроде экологического кризиса капитализма или слов о кризисе «фаустовской цивилизации», то есть и Шпенглер оказывается на стороне Ленина.
Капитализм должен сменить социализм, социалистическая революция 1917 года есть первая ласточка этой глобальной трансформации, ну а крушение мировой социалистической системы – это просто случайность, временное отступление, недоразумение, порожденное либо бездарностью Горбачева, либо насильственными действиями «империализма». Но победа капитализма лишь временная, и, кстати, важным аргументом тут является быстрое экономическое развитие Китая, который – как в этом уверены российские марксисты – продолжает строить социализм.
Рядом с носителями традиционных «ленинских» взглядов на историю существует другой тип наследников советской культуры, существуют авторы, разум которых признает поражение социализма, но сердце не хочет этого делать, и которые в силу этого стремятся сохранить «не букву, но дух» советской модели, а точнее «все лучшее, что в ней было». У левых политиков и мыслителей этого типа – а их ряд, несомненно, открывается именем Михаила Горбачева – социализм становится не особенно определенной, но противостоящей капитализму тенденцией по улучшению всего и вся, по внесению в общество начал нравственности и духовности. Поскольку капитализм отождествляется с грубой реальностью, а социализм после его крушения можно ассоциировать исключительно с высокими мечтами, то социализм становится привлекательным, но несколько неконкретным, скорее совокупностью пожеланий по улучшению общества. Известный перуанский экономист Уэрта де Сото навал такого рода концепции «идиллическим социализмом». Идиллическое отношение к социализму распространено по всему миру, и многие выдающиеся интеллектуалы планеты, несмотря на все произошедшие в XX веке события, считают нужным иметь про запас концепт, в котором бы концентрировались все их недовольство несовершенством общества и все надежды на его улучшение. Так, всемирно известный итальянский социолог и экономист Джованни Арриги, признавая, что термин «социализм» дискредитирован, считает, что тем не менее его надо использовать в новом смысле, как «взаимное уважение людей и коллективное уважение к природе», причем «все это может быть организовано скорее через регулируемый государством рыночный обмен при поддержке труда, а не капитала».
Вне зависимости от того, каким именно видят будущее общество современные противники капитализма, и видят ли они его вообще, они считают законным выводить предположение о предстоящей замене капиталистического строя из проблем современного общества, несомненно порожденных именно капитализмом. Среди всех классических обвинений, бросаемых левыми в лицо капитализму, особенно актуальны сегодня попреки, что капитализм порождает неразрешимые экологические проблемы. Практически невозможно найти левого мыслителя, который бы среди причин предстоящего коренного изменения общественных отношений не называл бы экологию. Этот ход мысли распространен и на западе: например, в конце 1980-х лидер партии демократических социалистов США Майкл Харрингтон, писал, что социализму нет альтернативы с точки зрения распределения ресурсов и экологии. В России подобные размышления побудили всемирно известного ученого, академика Никиту Моисеева, выдвинуть лозунг «экологического социализма», а профессора Александра Суббетто – «ноосферного социализма».
Но почему же капитализм не способен решить экологические проблемы? Этот вопрос– о связи капитализма с разрешением экологической проблематики – является частным случаем другой, более общей социально-философской проблемы, поставленной в марксизме: в какой степени многие социальные и политические характеристики общества жестко детерминированы духом его экономического строя? Начиная с XIX века левая критика, борясь с реформизмом, утверждала, что многие социальные проблемы в принципе не могут быть решены, пока не будут изменены экономические основы общества, что капитализм по своей природе не способен на избавления от некоторых социальных язв. Такой подход можно было бы назвать «теорией побочных эффектов»: решения важнейших стоящих перед человечеством проблем якобы можно добиться только в качестве побочного эффекта от изменения «способа производства». И если раньше говорили, что при капитализме в принципе нельзя добиться достойной жизни для трудящихся, то теперь наследники социалистов говорят, что при капитализме в принципе невозможно решение глобальных, в частности экологических, проблем.
Однако опыт последних полутора столетий вроде бы говорит, что капитализм способен существовать во множестве самых разнообразных социально-политических форм, что на базе одной и той же рыночной часто-собственнической экономики реализуются самые разнообразные решения как в области социальных гарантий, так и в области охраны природы, и нельзя не признать, что развитые страны добились в экологии больших успехов. Это создает надежду, что если требуется решение каких-либо проблем– экологических или социальных, – то добиваться их решения и даже преуспевать в этом вполне возможно, не затрагивая фундаментальные механизмы рынка и собственности.
Но еще важнее тот несомненный факт, что экологические кризисы ни в коем случае не являются специфическим атрибутом капитализма. Вся история человечества с первобытных времен – это история агрессивного наступления на окружающую природу, и сегодня известны множество примеров разрушения природной среды с помощью доиндустриальных методов хозяйствования.
Агрессивное наступление человечества на внешнюю среду есть последствие не капитализма, а стремления к размножению и вовлечению в оборот все больших объемов вещества и энергии, а эти стремления представляют собой фундаментальные атрибуты даже не человечества, а всей живой материи как таковой, а человечества – лишь постольку, поскольку оно суть «сегмент» живой материи. Капиталистическая тяга к финансовой прибыли или к «потребительству» – это не более чем исторические «превращенные» формы извечного стремления всего живого к росту. Поэтому нет никаких оснований предполагать, что замена капитализма на какой-то другой экономический строй излечит человечество от склонности к экспансии и наращиванию своей экономической мощи, тем более что те же самые сторонники социализма, которые говорят об экологических угрозах, зачастую мечтают о продолжении космической экспансии человечества.
Неумирающий этатизм
Среди ответов на вопрос, какое именно общество и как именно идет на смену капитализму, самым простым и самым проверенным ответом остается идея огосударствления экономики. Конечно, социализм советского типа серьезно ее дискредитировал, но никакая дискредитация не является смертельной для идеи и особенно в России, где после крушения социализма были «лихие 90-е». Идеи «отмены капитализма» за счет усиления роли государства – в форме государственной собственности или государственного регулирования – выражали многие русскоязычные авторы.
С давних времен левые мыслители ищут утешительные для себя факты в возрастании роли государства в экономике капиталистических стран и особенно в увеличении мощи всех форм государственного экономического планирования. Сильный импульс подобным настроениям придал всемирный финансовый кризис, он породил едва ли не всеобщую уверенность, что эпоха «дерегулирования» в экономике закончилась и сейчас начинается обратный процесс возвращения государства в экономику– этой мысли, в частности, посвящена написанная в заключении статья Михаила Ходорковского «Левый поворот».
Стоит обдумать, действительно ли усиление государства дает поводы для надежды на будущий некапиталистический строй?
Прежде всего, государство всегда, во все времена имело важное значение в экономике. Если в самом по себе сильном, располагающим собственными предприятиями или вмешивающимся в экономику государстве видеть отрицание капитализма, то, значит, капитализма не было нигде и никогда или, по крайней мере, его существование имело «мерцающий» характер, в одной и той же стране он то появлялся, то исчезал.
В любом случае игры то усиливающегося, то ослабевающего государственного вмешательства в экономику происходят на все том же экономическом фундаменте. В государственном регулировании экономики мы видим очень разнонаправленные тенденции, а именно чередование периодов усиления и ослабления роли государства. Опыт XX века при этом искажен мировыми войнами, во время которых вмешательство государство в хозяйство сначала резко возрастало, а потом столь же резко сокращалось.
Параллельно тому, как у государства появляются новые инструменты, возможности и теории регулирования, у экономики возрастает сложность, так что теория и практика регулирования постоянно отстают от рынка и оказываются бесполезными.
Отсюда и постоянное чередование эпох «регулирования и «дерегулирования». Сначала выясняется, что свободный неуправляемый рынок развивается не так безболезненно, как хотелось бы, государство бросается его регулировать, создаются институты управления экономикой, и со временем выясняется, что последствия регулирования могут быть столь же негативны, как и последствия нерегулируемой свободы, что сложную систему трудно настроить вручную, и начинается демонтаж государственного вмешательства имени Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер.
Всемирный финансовый кризис 2007-2009 годов, несомненно, мотивировал политиков во всех странах мира вмешиваться в экономику и создавать новые контуры регулирования – проблема лишь в том, что мотивация чего-нибудь регулировать бежит быстрее появления надежных методик регулирования. Поэтому кризис, несомненно, породит новые «Госпланы», чью неэффективность придется констатировать в будущем.
Всемирный кибуц
Сегодня, как и 100 лет назад, можно найти труды левых мыслителей, мечтающих о построении нового общества на основе самоуправления и коллективной собственности, в ходу такие термины, как «кооперативы», «производственные ассоциации», «народные предприятия» и даже «народный капитализм».
Идея это старая – ее истоком является кооперативное движение, возникшее в Европе в середине XIX века. Получившее «литературное освящение» в хрестоматийном романе Чернышевского, кооперативное движение нашло «высшую политическую санкцию» в «кооперативном плане» Ленина– ряде статей о необходимости развития кооперации, являющихся частью так называемого «ленинского политического завещания».
Впрочем, в России идеи кооперативной экономики продвигали многие замечательные мыслители. Например, Дмитрий Менделеев, бывший не только химиком, но и видным теоретиком промышленного развития, предполагал, что русская промышленность лучше бы развивалась не капиталистически, а за счет «складочного капитала».
Системы рабочего самоуправления предприятий внедрялись в социалистической Югославии: по «официальной легенде», после разрыва со сталинским СССР тогдашний видный деятель югославской компартии Милован Джилас стал перечитывать Маркса и обнаружил, что классик, говоря о социализме, имел в виду не столько госсобственность, сколько добровольные ассоциации работников. К этой же идее пришли в социалистической Чехословакии во время «пражской весны»: тогдашний министр экономики Ота Шик предлагал создавать «советы трудящихся предприятия».
Преимущества идеи «народного предприятия» заключаются в том, что эта идея неоднократно реализовывалась, так что «утопической» или «нереалистичной» ее никак не назовешь. В обороте общественных дискуссий находятся четыре крупных примера коллективизма в производстве: во-первых, рабочее самоуправление на предприятиях социалистической Югославии, во-вторых, израильские кибуцы, в-третьих, испанское (точнее, басконское) кооперативное объединение «Мандрагон» и, в-четвертых, действующий в США «План участия работников в акционерной собственности» (Employee Stock Ownership Plan – ESOP).
Примеры эти показывают, что коллективные предприятия существовать могут, но никаких особых преимуществ с точки зрения конкурентоспособности или эффективности производства они не дают и целей качественного повышения доходов трудящихся также не достигают. Скажем, югославская экономика, в которой рабочее самоуправление прихотливо сочеталось с бюрократическим планированием, как и экономики других социалистических стран, отставала от экономики Запада по тепам роста производительности труда и внедрению инноваций, если же говорить о влиянии рабочего самоуправления, то оно выразилось прежде всего в том, что темпы роста зарплаты в Югославии обгоняли темпы роста производительности труда, результатом чего стала затяжная инфляция.
По сравнению с капиталистическими предприятиями, коллективным гораздо труднее регулировать численность персонала, поскольку увольнять акционера, имеющего право голоса и права на прибыль, гораздо труднее. Кроме того, народные предприятия гораздо менее свободны в поиске инвестиционных ресурсов, ведь любой внешний инвестор, ставший совладельцем предприятия, ущемит власть трудового коллектива и тем самым лишит предприятие ее «социалистической невинности».
Народные предприятия довольно легко вырождаются в капиталистические. Если работника предприятия увольняют, но он сохраняет за собой пай, он превращается в обычного акционера. Еще более распространена противоположная ситуация, когда народное предприятие набирает новых работников, но при этом не дает им права совладельцев, и таким образом старые работники – владельцы паев – выступают по отношению к новым в качестве коллективного эксплуататора. В Испании действует закон, по которому численность работников кооперативов, не являющихся пайщиками, не должна превышать 10 % от численности персонала, однако на практике в кооперативах «Мондрагона» эту норму обходят. В Израиле же, где подобных законодательных ограничений нет, часты случаи, когда большинство членов кибуца не работают на принадлежащих кибуцу предприятиях, выступая, таким образом, в качестве «коллективных эксплуататоров» по отношению к наемным работникам, набираемым из числа тех, кто в Израиле занимает низовые ниши рынка труда, то есть арабов и новых эмигрантов.
В целом не существует ничего такого, чего бы умели народные предприятия и при этом не умели частнокапиталистические. А наоборот – есть.
Многоукладная экономика
Поскольку слишком многие соображения не позволяют с уверенностью утверждать, что будущее посткапиталистическое общество может быть построено только на основе государственной или только на основе коллективной собственности, то огромное количество левых организаций или левых мыслителей пришли к компромиссной идее, что в обществе будущего – или, по крайней мере, в обществе, играющем роль переходного к капиталистическому, – не будет одного доминирующего типа собственности, а будет «многоукладная экономика» и «равноправие» всех форм собственности. Идея эта чрезвычайно популярна, она присутствует в теоретических документах множества существующих или существовавших после крушения СССР левых организаций и партий.
Идея эта как политическая программа не может вызывать больших возражений хотя бы потому, что уже является реальностью современного мира. В некотором смысле можно считать, что эта программа начала реализовываться или даже уже реализована. Кстати, многие «левые» авторы как раз и видят в многообразии форм собственности доказательство социалистических перспектив человечества. Однако все формы собственности, чье сосуществование предполагают теории равноправия, – довольно старые, хорошо известные формы общественных отношений, каждая из которых уже показала свой потенциал и ни одна из которых пока что не породила жизнеспособной альтернативы капитализму.
Эклектичная смесь старых форм не является каким-то принципиально новым типом социальных отношений. Тем более что правовые и политические условия современных капиталистических государств вовсе не дискредитируют «альтернативные» формы и предоставляют полную свободу для их сосуществования. Но рыночной конкуренции с частной собственностью государственные и коллективные предприятия, как правило, выиграть не могут. Поэтому под лозунгом «равноправия всех форм собственности» обычно скрываются мечтания об увеличении доли альтернативных форм, а единственным способом достижения этой цели является сознательное поощрение альтернативных форм собственности средствами государственной политики. С этой точки зрения политика Владимира Путина, восстановившего в России мощный государственный сектор экономки, находится вполне в рамках теории «равноправия форм» и вроде бы ведет нас в будущее.
«Философы у власти»
В основе рынка лежит процедура обмена. Обмен абсолютно необходим человеческому хозяйству, поскольку любое совершенное человеком действие может быть повторено лишь в том случае, если будут компенсированы затраты на его совершение. Если затраты не компенсируются, то всякий полезный акт, например акт по производству товара, не может быть повторен, так как производитель не может достать сырья и инструментов, да и сам в конце концов умирает с голоду. Чтобы экономика не останавливалась, любой производитель должен получать компенсацию своих издержек, и на рынке и происходит это возмещение, а именно в форме обмена результатов производства на другие результаты, которые могут служить компенсацией. В свете этого можно понять, что рынок играет для организации экономики совершенно фундаментальную роль, во всяком случае более фундаментальную, чем наемный труд, тем более что рыночный обмен возник раньше капитализма и, быть может, имеет все шансы его пережить.
Для того чтобы отказаться от рыночного обмена, необходимо развести два составляющих обмен действия – предложение производителем своих товаров и услуг потребителю и получение им компенсации своих издержек.
Утопия коммунистического труда, по-видимому, предполагает, что если все члены общества будут трудиться, не заботясь о компенсации своих усилий, то в результате общество будет располагать достаточным количеством продуктов, чтобы компенсировать любые совершенные затраты, то есть на место рынка приходит некий общий фонд благ, куда все вкладывают плоды труда, не думая о награде, но из которого берут себе вознаграждение.
У этой умозрительной системы имеются две важные проблемы. Во-первых, проблема баланса спроса и предложения, проблема ориентации производителей именно на нужные потребителям цели. Вторая же – и самая важная, самая грандиозная проблема, которая в свое время погубила мировую социалистическую систему– это проблема мотивации производителя.
О проблеме баланса спроса и предложения современные социалисты не могут сказать ничего, кроме выражения надежд на возрождение различных форм регулирования рынка.
Но вот для проблемы мотивации в современных посткапиталистических штудиях есть одно потрясающее и уже почти что стереотипное решение. Имя ему – творческий труд, который в будущем потеснит, а может быть, даже и вытеснить труд обыденный, рутинный и тяжелый. Еще Оскар Уайльд в начале XX века выражал надежду, что социализм позволит всем людям, не заботясь о хлебе насущном, выражать себя в искусстве. Сегодня это направление, которое можно было бы назвать «креативизмом», становится составной частью социалистических мечтаний, в частности у таких российских мыслителей, как Владислав Иноземцев и Александр Бузгалин.
Например, Александр Бузгалин пишет, что мы стоим на пороге «новой Касталии», мира творцов, путь в будущее идет через приоритетное развитие «креатосферы», о чем говорят книги Ефремова и Стругацких. Творческий труд содержит вознаграждение в самом себе, заниматься им – удовольствие, творческие люди готовы отдаваться своему призванию, не обращая внимания на материальное вознаграждение, а значит, можно предположить, что в экономике, построенной исключительно на творческом труде, проблема мотивации будет решена.
Пожалуй, нет очевидных аргументов, с помощью которых можно было бы однозначно доказать, что подобный сценарий преодоления рыночного обмена совершенно невозможен. Но на самом-то деле такой феномен, как «творческий труд», с научной точки зрения мало изучен. Многочисленные мыслители, уповающие, что он преобразит социальный строй, – от Оскара Уайльда до Владислава Иноземцева– пользуются примерно теми представлениями о творчестве, которые были заложены еще романтиками в начале XIX века. А представления эти во многом представляли собой идеологию нарождавшегося и осознававшего свою автономию сословия представителей творческих профессий. Писатели, художники и философы не только зарабатывали своим ремеслом, но и создавали сказку о себе как о бескорыстных, гипермотивированных и готовых на чудеса самопожертвования «сверхтружениках». Да, множество наблюдений за творческими людьми подтверждает правомерность этой «сказки». Но из этого еще не следует, что мы имеем право на универсальные выводы о человеческой природе.
Какому проценту населения доступны радости творческого труда? В какой степени эта склонность к творчеству предопределена наследственностью? В какой степени мотивация к творческому труду связана с материальным вознаграждением? В какой – с удовлетворением честолюбия? Ответов, выходящих за пределы бытовых наблюдений и беллетристических штампов, нет, серьезных социологических, психологических и экономических исследований творческого труда не известно, и, во всяком случае, они не находятся в «обороте» у занимающихся посткапитализмом авторов.
Научная фантастика, как известно, предлагает и такие пессимистические сценарии, в которых вытеснение рутинного, малоинтеллектуального и тяжелого труда часто сопровождается вытеснением человека из сферы труда вообще. В этом случае радости творчества будут доступны лишь меньшинству, оставшемуся в сфере производства, а остальные будут обречены на безработицу/безделье. Говоря языком научной фантастики, надежды на торжество творческого труда во многом связаны с тем, что машины могут лучше человека выполнять рутинные функции, но не могут достигнуть этого в творчестве. Однако в наши дни, когда компьютеры начали обыгрывать чемпиона мира в шахматы и когда ставится вопрос о конструировании компьютеров, превосходящих человеческий мозг по совокупной информационной мощи, такой уверенности уже нет. Возникают опасения, что раньше, чем в мире исчезнет необходимость в рутинном физическом труде, в наиболее развитых странах технические системы начнут вытеснять людей творческого труда.
Многие авторы, приветствующие распространение высококвалифицированного, ориентированного на информацию и креативного по сути труда и видящие в нем исток новых общественных отношений, думают не только и даже не столько о новой мотивации трудовой деятельности, сколько о социальных последствиях распространения творческих профессий и, в частности, о новом типе взаимоотношений «управляющих и управляемых».
Так возникают теории «капитализма без капиталистов» – теории, в соответствии с которыми собственники бизнеса постепенно уходят в тень и элита начинает комплектоваться по принципу компетентности и креативности.
Теории такого рода, не трогая способ производства как таковой, описывают лишь новые принципы функционирования элиты. Теперь вместо, казалось бы столь естественного для капитализма, богатства источником элитарности становится творческий потенциал, профессионализм или даже «способность управления информационными потоками». Многие авторы этого направления даже утверждают, что информационная революция наконец-то приведет человечество ко столь желанной меритократии, то есть системе, при которой социальное возвышение человека предопределяется исключительно его талантами. Следует отметить, что об этом писали отнюдь не только левые мыслители, но и самые известные теоретики постиндустриального или «нового индустриального» общества, такие как Гелбрейт, Дракер, Тоффлер и Белл, которые утверждали, что в новом обществе капиталистов-собственников вытесняют технократы.
Вдохновленный подобным надеждами Владислав Иноземцев уверен, что в новом обществе элитариями становятся те, кто могут воспользоваться знаниями и информацией. Основатель движения «Суть времени» Сергей Кургинян также выдвигает лозунг «меритократической революции».
Вне зависимости оттого, насколько правомерны надежды на торжество меритократии, остается нерешенным главный вопрос о принципах экономики, об отношениях труда и капитала и о рынке. Вполне мыслим меритократический капитализм, вполне можно себе представить, что карьеру в крупных капиталистических корпорациях можно делать лишь благодаря способностям, и акционер, лишенный способностей, в лучшем случае остается рантье. Но от этого корпорация не перестает быть капиталистическим, хотя с социологической точки зрения это, конечно, капитализм нового типа. Меритократическая элита вполне может выполнять функцию топ-менеджмента на службе капитала, использующего наемный труд и рыночный обмен. Маркс бы, вероятно, сказал, что «технократия» является новой формой классового господства.
Крах всей цивилизации?
В заключение хотелось бы поговорить о самых радикальных, самых утопических видениях посткапиталистического будущего, предполагающих крушение не только капитализма, но и вообще всей нашей цивилизации.
Прежде всего, на «обочине» общественного сознания имеется видение будущего общества как опирающегося на самодостаточные общины, существующие по принципу натурального хозяйства. Об этом иногда говорят сторонники проекта «Венера» Жака Фреско, сравнительно подробное обоснование этого направления развития можно найти в научно-фантастическом романе Геннадия Прашкевича «Кормчая книга»: общины нового типа возникли в этом романе благодаря возникновению особых биореакторов, позволяющих экологично производить все необходимое. Категорически утверждать, что такого не будет никогда, нельзя, но очевидно, что пока подобные проекты носят «погромный» характер по отношению ко всей существующей цивилизации.
Более популярны взгляды, согласно которым преодоление капитализма произойдет за счет преодоления экономки как таковой, когда на мотивы и поведение людей попросту не будут влиять экономические мотивы. И есть две основных версии, как это произойдет.
По первой из них, преодоление экономики произойдет за счет избытка богатства, когда всеобщее изобилие просто позволит людям не думать о заработке и обмене. В частности, в 1970 году футуролог Герберт Кан говорил о «постэкономическом обществе», имея в виду такое будущее общество, в котором доходы будут настолько велики, что стоимость не будет иметь значение для принятия решений. Позже в западных социальных дискуссиях говорили в этом же смысле о «постдефицитном обществе».
Во второй версии тот же самый эффект достигается за счет тотальной автоматизации и вытеснения человека из процесса производства.
Предсказания такого рода касаются настолько отдаленного будущего, что его рациональное обсуждение крайне затруднительно. Данный прогноз следует допустить как возможный, помня при этом, что экстраполяционные предсказания часто не сбываются, поскольку на арену истории выходят не предусмотренные футурологами силы.
Заканчивая, можно констатировать, что находящиеся в «обороте» у современных социальных философов идеи о чертах будущего посткапиталистического общества можно разделить на две большие группы.
К первой стоит отнести традиционные социалистические идеи, в общем не изменившиеся за последние 100-150 лет и за этот срок так или иначе апробированные исторической практикой, и именно поэтому сегодня мы более или менее представляем, чего стоят эти идеи и чего можно от них ждать. К ним относятся проекты вытеснения частного бизнеса усилившимся государством или коллективной собственностью либо преодоление хотя бы духа частного бизнеса за счет усиления социальной и экологической политики, а также вытеснения собственников у руля экономики технократией и «меритократией».
Вторая группа идей, которые можно было бы назвать идеями постиндустриального социализма, связана с самыми последними тенденциями в мировом развитии – появлением постиндустриальной и информационной экономики. Это идеи замены рыночной мотивации творческой, торжества бесплатного труда в силу особенностей производства информации и, наконец, идея устранения иерархической организации и отношений найма через сетевые взаимодействия. Последняя идея кажется сегодня наиболее перспективной.
Над всем этим располагаются уже совершенно фантастические идеи о полном уходе человека из сферы экономических отношений благодаря автоматизации и росту богатства.
Как бы там ни было, капитализм не вечен, но ростки будущего следует искать не в утопических умозрениях, а в наиболее перспективных – либо маргинальных, но устойчивых – тенденциях самой капиталистической экономики.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги После капитализма. Будущее западной цивилизации (Константин Фрумкин, 2014) предоставлен нашим книжным партнёром -
Человек в силу своей природы верит в будущее, и по этой причине не прерывает свой род, но производит потомство, которое должно в этом самом будущем комфортно проживать. Однако часто вера эта представляется, скорее, какой-то медиативной, поскольку подавляющее большинство людей, при всей своей вере в счастливое будущее для себя и своих детей, одновременно с этим делают все, что от них зависит для того, чтобы это самое «прекрасное далеко» никогда не наступило.
Не будем, однако, чересчур строги, а, с учетом того, что формирование и дальнейшее развитие общественно-экономических процессов определяется объективными экономическими факторами обратим внимание на происходящие с их участием динамические процессы. Прежде всего, на такой стратегический, определяющий степень развития общества фактор, как динамика населения планеты. Ниже представлены данные по динамике численности населения планеты в периоде до 2050 года.
В начале 2014 года на 47-й сессии Комиссии ООН по народонаселению и развитию в докладе генсека ООН Пан Ги Муна было заявлено, что численность населения Земли достигла 7,2 миллиарда человек. Много это или мало и что дальше? Прирост населения планеты, который достиг своего пика в 1968 году, продолжался по гиперболическому закону вплоть до 1970-х годов. Начиная с 1960-х годов относительные темпы роста населения стали всё больше снижаться, и на смену мировому гиперболическому демографическому росту пришёл логистический.
С 1989 года стали снижаться и абсолютные темпы прироста численности населения мира. К 2100 году прирост может снизиться до величины менее 5 миллионов человек за десятилетие. По модели французского медика Жана-Ноэля Бирабена предел роста человечества составит 10-12 миллиардов человек. В настоящее время человечество переживает демографический переход, что означает резкое возрастание скорости роста популяции, сменяющееся затем столь же стремительным его уменьшением, после чего население стабилизируется в своей численности. Этот переход уже пройден так называемыми развитыми странами и теперь происходит в развивающихся.
Таким образом, прогноз на 2050 год - около 9 миллиардов человек, на 2100 - 10 миллиардов. По прогнозу ООН (2014), к 2025 году население Земли достигнет 8,1 миллиардов, а к 2050 году - 9,6 миллиардов человек (есть и другие цифры) после чего стабилизируется и в дальнейшем будет иметь тенденцию к снижению.
Однако еще совсем недавно (буквально несколько десятилетий тому назад) безудержный рост населения, экстраполированный в будущее, приводил к тревожным прогнозам и даже апокалиптическим сценариям глобального будущего человечества. По имевшимся тогда расчетам некоторых западных ученых, по мере приближения к 2025 году население мира должно было стремиться к бесконечности. Этот вывод даже заставил считать 2025 год временем наступления Судного Дня.
Выдохнем, самым худшим сценариям не суждено было сбыться. Вместимость вагона земля составит в уже обозримом будущем от 9 до 12 миллиардов человек (по разным источникам). При этом проблем с обеспечением продовольствием также быть не должно, поскольку ожидается увеличение в два раза производства продовольствия к 2050 году с одновременным снижением ущерба наносимого окружающей среде. С.П. Капица считал, например, что планета в состоянии обеспечить продовольствием от 15 до 20 миллиардов человек, что собственно позволяет даже сделать некий задел на несколько «лишних» миллиардов.
Без преувеличения можно сказать, что грядущая стабилизация роста населения планеты является эпохальным событием, которое, по моему мнению, будет определять развитие человечества на весь последующий период. При этом для всесторонней оценки значимости этого события рассмотрим структуру населения и долгосрочную динамику мирового ВВП. Наиболее резонансными группами в составе населения планеты являются сегодня «золотой миллиард», то есть группа людей с высоким уровнем потребления и безопасности, проживающая в основном на американском и европейском континентах, и группа голодающего населения (около миллиарда человек), которое сосредоточено в основном в Африке и Азии.
При этом мировое сельское хозяйство производит достаточное количество продовольствия, чтобы накормить всех голодных. Все упирается в его нерациональное распределение. Причиной того, что около миллиарда людей сегодня голодает является, не нехватка продовольствия на планете, а то, что голодающие не могут позволить себе купить дорогое продовольствие. Есть о чем задуматься, особенно в ситуации, когда миллиард компактно проживающих голодных людей находится буквально через море от вполне обеспеченного и посему доброго «золотого миллиарда».
Динамика мирового ВВП представлена в следующей таблице:
Ранг ведущих 20 экономик мира в зависимости от объема ВВП по паритету покупательной способности на период до 2050 года
Источник: для 2011 года – данные Всемирного Банка; для 2030 и 2050 годов – прогноз PWC.
Целям настоящего исследования вполне будет удовлетворять информация о представленной в таблице динамике ВВП двадцати ведущих экономик мира. Сравнение роста населения планеты и роста ВВП показывает, что последний увеличивается значительно большими темпами, нежели население планеты. Так на рубеже 2025-2030 годов численность увеличится примерно на 10-20 %, а ВВП почти в два раза. К 2050 году при увеличении численности на 30-40 % увеличение ВВП составит почти четыре раза. Развитие ситуации приведет к тому, что к 2030 году будет решена проблема голода, однако понятно, что золотой миллиард не обеднеет от этого а, наоборот, увеличится почти вдвое и при этом еще более увеличит отрыв (уровня благосостояния) от теперь уже не голодающего миллиарда.
Количество «не голодающих миллиардов» также будет увеличиваться, поскольку (кроме естественных причин) с ростом производительности труда будет увеличиваться количество «лишних» людей, то есть людей, без участия которых остальное работающее население будет способно обеспечить всем необходимым все население планеты. Однако «лишних» людей нельзя просто не кормить, в связи с чем в будущем потребуется нерыночный механизм распределения благ, какой-то эквивалент «труду», являющийся основанием для его оплаты.
Поэтому не за горизонтом появление новых «профессий», например, мойщики дельфинов, специалисты по перемещению песка в сахаре, ну или гораздо более полезные, такие как обучающиеся пению, древней культуре, поэзии и так далее. Замечу, что увеличение доли «непродуктивного» человечества является таким же ограничительным фактором для человечества, как и грядущее ограничение его количественного роста. Дело здесь в том, что население представляет собой некую целостность и соответственно, невозможно взять и, просто механически заместить одну часть человечества другой, той, которая может быть более необходима для его развития.
Основой роста благосостояния миллиардов как золотых, так и уже не голодающих станет чрезмерное и не отвечающее реальным потребностям человечества увеличение мирового ВВП. Увеличение, которое будет необоснованно излишне расходовать драгоценные, не восполняемые ресурсы планеты, сокращать ореол обитания дикой природы. Увеличение, которое по существу будет перерабатывать дары природы в игрушки человечества, а в конечном итоге в отходы, которые в виде гор мусора, отравленных вод будут возвращены природе.
Когда же, наконец, наступит время, которое в полной степени запустит маховик неизбежных уже эпохальных изменений? Думаю, что это время, которое можно обозначить как начало перехода к новой фазе развития общества наступит после 2050 годов. Именно к этому времени только проявляющиеся в настоящее время тенденции охватят подавляющую часть мира и станут относительно однородными на всей его территории.
Как отмечалось, именно после 2050 года четко в планетарном масштабе проявится ограниченность (признаки дефицита) двух глобальных ресурсов, в неограниченном объеме имеющихся сегодня в распоряжении человечества. Первое - достигший своего предела рост населения планеты, который становится таким образом ограниченным (конечным) ресурсом. Второе это все более и более обозначающийся предел природного пространства, который можно рассматривать двояко, как в виде уменьшающегося количества полезных ископаемых, воды, воздуха (представляете, сколько ресурсов будет потреблять каждый год 12 миллиардов жителей земли) так и в виде сжатия необходимого человеку на эмоциональном уровне природного пространства - живого леса, луговой травы, диких животных, звука полета шмеля и так далее.
Эти вновь возникшие обстоятельства позволяют предположить, что после 2050-2070 годов наступит момент начала смены существующей общественно-экономической формации (для простоты буду использовать знакомые всем марксовские определения). Эра свободного капиталистического развития общества на фоне неограниченных людских и природных ресурсов (которые мы имеем сегодня) закончится.
Косвенные признаки этого, выраженные в виде надвигающегося глобального кризиса, невозможности решения финансовых, политических проблем в рамках современного мирового порядка налицо. Человечество выросло (буквально) из своих старых штанишек. А что же будет там, за развитым капитализмом (ну или империализмом, если кому - то это больше нравится)? Ответ очевиден. Должен будет наступить этап развития общества, который будет способен обеспечивать существование человечества в условиях ограниченности глобальных ресурсов.
Обратите внимание. Та либо иная общественно-экономическая формация являлась таковой, прежде всего, из-за наличия имеющихся в распоряжении человечества ресурсов и доступных способов их наиболее эффективного использования. Никто не говорил людям, как им жить, или, как называется протекающий исторический период. Они просто жили так как им было удобно, как позволяло им доступное на тот момент времени соотношение ресурсов, главные из которых это человек со всем его знанием и дары природы.
Посмотрите на модель общественно-экономического мироустройства - песочные часы.
При первобытно - общинном строе человечество имело совсем мало возможностей (отмечено на «песочных весах»), под которыми здесь подразумевается способность человечества обеспечить свое комфортное, безопасное существование, в том числе и потому что оно было слишком слабо перед неограниченными и могущественными на тот момент времени силами природы (природные ресурсы). Существовал механизм распределения скудных ресурсов, первобытный коммунизм. Затем возможности человечества все расширялись, напротив уменьшающихся природных ресурсов, что, соответственно, изменяло и общество. В настоящее время достигнут пик (самая узкая часть песочных часов) при котором человечество имеет максимальные возможности и уже весьма ограниченные природные ресурсы. Да, ограниченные, но пока еще вполне достаточные для обеспечения возможностей человечества. Время максимума, золотого века человечества – это то, что есть сегодня, это место на вершине красной пирамиды, являющейся нижней частью песочных часов.
Как отмечалось переломный момент - это 2050-2070 годы после, которых общественное развитие повернется вспять. По мере нарастания проблем с ресурсами общество будет в обратной последовательности проходить уже пройденный когда-то путь. Вот уже на самом деле - вперед в прошлое. В песочных часах этот период отображен в виде перевернутой (зеленой) пирамиды в которой природные ресурсы в отличие от красной пирамиды показаны по модулю, то есть как ограниченность (недостаточность) природных ресурсов. Поясню. Если в красной пирамиде возможности человечества подпитываются природными ресурсами, растут, постепенно уменьшая их, то в перевернутой зеленой пирамиде возможности человека тем меньше (то есть люди живут менее обеспеченно, комфортно и безопасно), чем больше становится недостаток (ограниченность) природных ресурсов.
Очевидно, что нежелание человечества уменьшать свои возможности на фоне все расширяющейся к верху (то есть к будущему) воронки ограниченности (нехватки) ресурсов повлечет за собой существование в течение какого-то времени общественного строя с феодально-рабовладельческими элементами, свойственными их древним прототипам из красной пирамиды. Однако в конечном итоге стремление выжить при ограниченных природных ресурсах, высоком технологическом и образовательном уровнях неизбежно переместит человечество в стадию формирования нового, неизвестного сейчас общества. Общества, которое может быть устроено на основе принципов, аналогами, которых могут послужить ныне известные доктрины от социализма до безгосударственного анархо - коммунизма.
Необходимо отметить, что указанные процессы будут проходить (ну, по крайней мере, до начала становления безгосударственного общества) в рамках национальных границ государств. Соответственно, ближайшие столетия сделают мировыми лидерами страны с обилием природных ресурсов, хорошей армией и сплоченным вокруг национальной (но не потребительской) идеи народом. При этом понятно, что развитие ситуации может быть скорректировано за счет каких-либо революционных политических событий, величайших технологических изобретений, которые смогут расширить рамки человеческих возможностей и за счет этого изменить конфигурацию зеленой пирамиды песочных часов.
Но, в любом случае, даже это не может ничего изменить, так же как невозможно предугадать сегодня, в какие конкретно формы, общественные доктрины могут вылиться грядущие изменения. Однако в случае, если изложенная в настоящей статье гипотеза мироустройства окажется обоснованной, то общественное развитие точно должно будет пройти отмеченные на песочных часах этапы. Пройдут тысячелетия, возможно, что высокоразвитое бесклассовое общество постепенно превратится в общество первобытного коммунизма (или в инопланетян), природа заново наполнит свои кладовые, и тогда на верхнюю крышку песочных часов, под светом вечно живого солнца, встанут новые часы, и там, в будущем, об этом снова напишет какой-то другой, но вечно Ваш Юрий Тюленев.
После капитализма.
К началу восьмидесятых годов советское общество подошло к порогу качественных перемен.
Все сильнее давало о себе знать несовершенство командно-административной системы централизованного планирования, становившейся тормозом развития авангардной постиндустриальной составляющей производительных сил. Дело в том, что для реализации принципов организации труда, разработанных Тейлором и впервые внедренных Фордом (США), идеально подходила именно советская плановая система образца 20-х - 80-х годов.
Но эти принципы были наиболее эффективны только лишь в пределах индустриального
способа производства, в котором доминирует физический труд и при котором от большинства работников требуется лишь беспрекословное подчинение. А как только к участникам производственного процесса начинают предъявляться иные требования, обусловленные необходимостью оперативного перепрофилирования производства, постоянного совершенствования качества продукции, гибкой перестройки экономических связей, - то есть когда проявление инициативы со стороны как можно большего количества работников не мешает производственному процессу, а напротив, становится жизненно необходимым, тейлористская система неизбежно начинает давать сбои.
По мере количественного роста и усложнения производительных сил плановые директивы и схемы распределения ресурсов, далеко не всегда учитывая реальные потребности и возможности хозяйствующих субъектов, оказывались все более и более далеки от оптимальности - что послужило объективной причиной образования теневого экономического уклада и, как следствие, формирования мафиозных структур и роста степени коррумпированности бюрократии. Установленные государством экономические нормативы не отвечали современным реалиям и по причине своей громоздкости были крайне трудны для использования в работе. Уравнительная система оплаты труда, неправильное выделение целевых критериев, а также отсутствие действенного механизма внедрения конструктивных инициатив "снизу", были причиной массовой незаинтересованности трудящихся и руководства в росте производительности труда. Не была решена проблема дефицита, качества и ассортимента потребительских товаров. Война в Афганистане, новый виток гонки вооружений и резкое снижение мировых цен на нефть также не могли способствовать успешному экономическому развитию СССР.
Кризис развития производительных сил стал причиной деградации политической надстройки. Базовые эгалитарные принципы построения советского общества фактически не были подкреплены ничем, кроме господствующей идеологии и политической воли высшего руководства. Общество остро нуждалось в научном осмыслении пройденного пути и выработке курса дальнейшего развития, но общественные науки и теория могли предложить лишь набор громких лозунгов и неадекватных современности догм. Оставив за скобками личность Ю.В. Андропова и его предполагаемую роль в дальнейшем ходе событий, нельзя не согласиться с его знаменитым высказыванием: "Мы не знаем общества, в котором живем".
Принципы построения структур политического управления уже не отвечали реалиям новой эпохи и оставались на уровне начального периода Советской власти. Численность представителей бюрократии, субъективно сохранявших верность коммунистической идеологии, неуклонно сокращалось, а сами они сталкивались с нараставшими затруднениями при управлении обществом по старым принципам.
...
«В ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЁКО...»
Многие из ныне живущих, особенно люди с коммунистическими убеждениями, искренне убеждены, что строй, который установился в России, - это отход от «столбовой дороги» социального прогресса, осуществленный злой волей заговорщиков-изменников. Что советское общество - это и есть тот эталон, к которому необходимо вернуться, который надо непременно восстановить после свержения «капитализма»...
Но не все так просто. Советский строй был безусловно прогрессивен, но лишь для своего времени. Он нес в самом себе объективные диалектические предпосылки своего отрицания, и когда он исчерпал потенциал своего развития в рамках тех условий, в которых формировался, когда сами эти условия изменились кардинально, он закономерно рухнул. Кризис перед качественным переходом был неизбежен. Правда, если бы в благополучные 70-е годы и даже за год до «перестройки» обычному советскому человеку сказали, что ждет его страну, прежде чем она достигнет декларируемой цели - построения коммунистического общества - он бы ни за что не поверил. С одной стороны, не было и не могло быть никаких гарантий, что в дальнейшем все останется по-прежнему. Но, с другой стороны, никто и не предполагал, что дальнейший социальный прогресс в течение нескольких десятилетий, пока не сформируются предпосылки для качественно иного эгалитарного общества, будет происходить в условиях, существенно отличающихся и во многом диаметрально противоположных по сравнению с брежневским «золотым веком», под руководством откровенно враждебных народу правителей. Что дальнейший путь к коммунизму будет лежать через социальный хаос девяностых годов и полицейско-бюрократическую диктатуру 2000-х. Таков ход истории. Наука не смогла предвидеть всех его зигзагов, и приходится анализировать их уже постфактум.
Небольшое философское отступление. Зададимся вопросом: в чем состоит стратегическая цель общества как саморазвивающейся системы? Если говорить в общем смысле, то можно сказать так: общество, цивилизация разумных существ как авангард материи, является субъектом естественного процесса самосовершенствования этой материи - тем самым субъектом, посредством которого материя познает себя и усложняет свою структуру. В ходе этого процесса самоорганизации авангард, выделяясь из материи, постепенно обретает новое качество и выступает по отношению к ней как субъект управления, сознательно определяющий процесс ее дальнейшего развития. Первоначально полностью зависимый от окружающей среды, авангард с течением времени все в большей степени подчиняет себе окружающий мир и наряду с уменьшением своей зависимости от внешних условий делает мир зависимым от себя. Поначалу являющийся единым целым с первоначальной материей, авангард, выделяясь из нее, далее проходит фазу антагонизма - то есть противоречия между передовым характером природы высокоорганизованного авангарда и продолжающейся зависимостью его от стихии. Это, во-первых, отчуждение между элементами авангарда - внутреннее отчуждение; и, во-вторых, отчуждение между авангардом в целом и его элементами, с одной стороны, и внешним миром, неорганизованной материей, с другой - то есть отчуждение внешнее. (Советский ученый и мыслитель, коммунист и космист И.А. Ефремов называл это отчуждение словом «инферно».) Преодоление этого отчуждения происходит путем выхода авангарда на более высокий качественный уровень, то есть путем обретения им возможностей влиять на окружающий мир (производительных сил), за счет чего происходит достижение независимости субъекта отчуждения от стихии и снятие отчуждения как такового.
Постоянно, на всех уровнях, происходит процесс выделения авангарда из общей массы материи с последующим преодолением отчуждения и установлением связей уже качественно нового уровня между авангардом и породившей этот авангард материей. По мере количественного накопления авангардом возможностей по управлению материей в пределах одного уровня он, качественно изменяясь сам, входя в союз с иными аналогичными авангардными элементами, развивавшимися доселе независимо, приступает к освоению более высоких уровней бытия. Дальнейший ход развития материи - это последовательное преодоление отчуждения между разумной материей и средой ее обитания на всех уровнях: от земного до вселенского.
В этом же ряду стоит и преодоление отчуждения человека от своего материального носителя , то есть обретение возможностей по управлению его структурой и состоянием в полном объеме, что означает не только избавление от болезней, старения и смерти, но и формирование желаемого внешнего облика, неограниченное повышение физических и умственных возможностей.
В этом аспекте закон возвышения потребностей - не что иное как выражение естественного стремления авангарда к увеличению своей власти над материей. Реализуя свои потребности, авангард познает и преобразовывает мир, последовательно преодолевая различные виды отчуждения.
Но прежде чем преодолеть отчуждение между авангардом и «основной массой» материи - необходимо преодолеть отчуждение внутри самого авангарда. То есть социальное отчуждение . Это означает обретение каждым индивидом максимальных возможностей по управлению всеми составляющими жизни общества, а если рассматривать общество в целом - то переход его на качественно более высокую ступень организации.
Что это означает практически - об этом ниже.
В сфере общественного производства стратегической целью является уничтожение производственных отношений и производительных сил как инструментов отчуждения человека от продуктов своего труда. Более того: эти кардинальные преобразования предполагают уничтожение самого труда .
Как известно, организация - это система, посредством информационных связей связывающая воедино рабочих (людей, занятых в процессе труда ) и неодушевленные средства производства (технологические элементы) .Экономика же - система, связывающая воедино товарно-денежными связями различные организации .
Дальнейший качественный прогресс производственных отношений, формирующий предпосылки их полного уничтожения, означает достижение такой степени интеграции общественного производства, при которой экономические (товарно-денежные) связи будут заменены на информационные. То есть это не что иное, как замена экономической системы на организационную . Эпоха, в ходе которой будет осуществляться эта трансформация; в ходе которой отчужденные производственные отношения будут являться предметом труда , подлежащими целенаправленному присвоению всем обществом и превращению их в общественную производительную силу , и есть эпоха социализма . Средством труда здесь являются специальные интегрированные средства для проектирования, создания и поддержания контроля со стороны всего общества (то есть каждого из его членов) за сферой производства .
Таким образом, социализм - это переходная эпоха, в ходе которой будет осуществляться планомерная целенаправленная замена экономических связей на информационные . Критерием начала социалистической эпохи будет являться наличие достаточных предпосылок в структуре общественного производства, позволяющих приступить к целенаправленному свертыванию товарно-денежных отношений и замене их на адекватные прежним, но функционирующие по качественно иным принципам, связи. И здесь следует особо подчеркнуть, что товарно-денежные отношения начнут отмирать только после того, как достигнут своего максимального развития.
На следующем этапе организационная система, из которой будет вытеснена необходимая для ее функционирования (а значит, несвободная) деятельность человека, то есть труд
, преобразуется в единую технологическую систему
- то есть интегрированную
совокупность неодушевленных средств производства
- и способную осуществлять производственную деятельность без какого-либо вмешательства человека. Это будет означать уничтожение не только производственных отношений, но и труда, и производительных сил
. Эпоха, в ходе которой будет осуществляться эта трансформация, в ходе которой
производительные силы
путем вытеснения живого труда будут преобразовываться в
средства производства
, и есть
эпоха коммунизма
.
Таким образом, коммунизм - это переходная эпоха, в ходе которой будет осуществляться формирование технологической системы, состоящей из неодушевленных средств производства.
Переходная эпоха социализма и коммунизма - эпоха преодоления отчуждения - есть царство осознанной необходимости , представляющее собой более высокий уровень по сравнению с эпохой отчуждения , или царством естественной необходимости , соответствующим эпохе классового общества.
Утверждение об уничтожении труда и производительных сил, конечно же, не следует понимать таким образом, что будто бы на высших стадиях развития общества человечество превратится в скопище бездельников и что произойдет откат в каменный век. Уничтожение труда означает освобождение людей от необходимости выполнять обязательную для функционирования производства работу и предоставление каждому члену общества полной свободы в ходе созидательной творческой деятельности. А уничтожение производительных сил есть не что иное, как уничтожение для человека необходимости выступать в качестве производительной силы - то есть трудиться; что означает формирование «искусственной природы», функционирующей без вмешательства человека и по отношению к которой каждый член общества выступает как «собиратель», самостоятельно получающий от нее в готовом виде все необходимое для жизни и самореализации, уже без «посредников» в виде производительных сил и производственных отношений - то есть в определенном смысле происходит возврат к "собирательству" на новом витке спирали общественного развития. В эту эпоху каждый человек станет соуправляющим всей цивилизацией, ставящим перспективные цели и определяющим стратегию развития авангарда материи в космическом масштабе; пользователем общецивилизационного «коллективного разума», обладающим неограниченными возможностями в получении информации и интеграции в единую систему своих предложений и пожеланий.
Эта эпоха, которая придет на смену переходной эпохе социализма и коммунизма , или царству осознанной необходимости , есть реальный гуманизм (определение Маркса), или царство свободы .
Но это дальняя перспектива. А что необходимо сделать в обозримом будущем?
Очевидно, что советская модель экономики предполагает возможность освоения всего народного хозяйства немногими (правда, в интересах всех ), а капиталистическая - возможность освоения всеми более или менее крупной части народного хозяйства. Сейчас же на повестке дня стоит вопрос о преодолении отчуждения в сфере производства и освоении всего народного хозяйства, всей совокупности производственных отношений всем обществом .
По большому счету, в условиях капитализма экономическое отчуждение испытывают на себе все участники производственного процесса: не только наемные работники (пролетарии), что достаточно очевидно; но и представители буржуазии. Правда, характер экономического отчуждения в этом случае иной, но тем не менее капиталист вынужден следовать не зависящим от него законам функционирования экономики и подвержен различного рода не зависящим от него рискам. Более или менее успешно преодолевает отчуждение (разумеется, в свою пользу) лишь элита, которая имеет возможность использовать внеэкономические методы управления в масштабе всего общества.
Характерным для следующей общественной формации механизмом преодоления отчуждения видится интерактивная плановая система управления народным хозяйством , представляющая собой диалектическое единство плана доперестроечного образца ирынка (а не простое их смешивание наподобие китайской модели). Эта система позволит, с одной стороны, привнести фактор сознательного управления в масштабе всего хозяйства; а с другой стороны, обеспечит каждому члену общества возможность участвовать в функционировании хозяйства на правах не только объекта , но и субъекта управления - то есть интегрироваться в единую систему со своими проектами, реализация которых не будет требовать специального одобрения вышестоящих подсистем, свойственных советской плановой модели. По своей структуре эта система является не иерархической , а сетевой , хотя и с возможностью управления ею как единым целым, в отличие от капиталистической.
Эта система будет хранить в своей памяти модель всего народного хозяйства и обеспечивать в режиме реального времени оптимальное динамическое согласование интересов всех участников - как производителей, так и потребителей. Этот процесс будет происходить не стихийно - как при капитализме - и не с отчуждением большинства населения от управления экономикой - как при советском строе - а сознательно и с привлечением всех членов общества к непосредственному управлению. Производителям она предоставит оперативную и достоверную информацию о народнохозяйственной конъюнктуре - то есть о потребностях системы и о возможностях использования ресурсов; поможет быстро найти деловых партнеров и проложить оптимальные производственные связи, оптимизировать функционирование производительных сил. Потребители же смогут установить непосредственную обратную связь с производителями, оценивать качество их работы, заявлять о своих пожеланиях.
Следует отметить, что для характеристики этой народнохозяйственной системы на момент полного ее построения - в силу того, что из нее окончательно вытеснены товарно-денежные отношения, - слово «экономика» уже не подходит.
Именно к построению этой системы, вводя в действие по мере возможности те или иные ее элементы, необходимо планомерно продвигаться в ходе сознательного совершенствования производственных отношений.
По большому счету, есть два пути перехода экономики в качественно новое состояние, для преодоления товарно-денежных отношений - то есть для уничтожения экономики и замены ее на организацию . Первый - взять за основу советскую модель «одного завода», то есть ввести новые механизмы учета труда и, соответственно, материального стимулирования работников, предварительного моделирования и оптимизации плана, обработки инициатив «снизу», диспетчерского регулирования в режиме реального времени в масштабе всей страны на всех уровнях управления, прямого контроля потребителей над производителями. Правда, этот путь уже недоступен по причине развала советской системы, которая в том виде исчерпала свой потенциал. Теоретический шанс на ее реализацию был бы, если бы власть в 1985 году не перешла к сторонникам элитаризма. Но при этом, по-видимому, все равно пришлось бы на определенный срок - в пределах второй фазы переходного периода - ввести по китайскому образцу элементы рынка - пока не были бы построены качественно новые механизмы управления.
Второй - взять за основу капиталистический рынок и приступить к построению в его недрах качественно новых организационно-информационных механизмов, привносящих фактор сознательного управления экономикой в целом и связывающих воедино производителей и потребителей.
Но здесь нужно отметить одно исключительно важное обстоятельство: и в том, и в другом случае необходимым условием для дальнейшего прогресса производственных отношений, для преодоления экономического отчуждения, для перехода экономики на качественно более высокий уровень, является социальная однородность общества. Это означает следующее:либо все без исключения являются наемными работниками , либо все без исключения являются свободными предпринимателями, не использующими наемного труда .
Для дальнейшего прогресса экономики в нынешних реалиях будет задействован именно второй путь. Система, в которой осуществляется деятельность свободных предпринимателей, не использующих наемного труда , будет представлять собой переходную форму развития экономики от текущего состояния (вернее, точкой отсчета ее функционирования станет прогрессирующий кризис иерархических систем и начало активного формирования сетевых общенародных систем социального управления) до начала планомерного целенаправленного вытеснения товарно-денежных отношений.
Эпоха, в которой будет функционировать подобная система, будет представлять собой третью и последнюю фазу перехода общества от капитализма к социализму , в ходе которой будут окончательно подготовлены все необходимые предпосылки для начала преобразования экономики в организацию .
Обозначим основные принципы построения экономической системы, функционирующей в пределах третьей переходной фазы. Ее субъектами выступают, как уже сказано, свободные предприниматели, не использующие наемного труда . В ее основе лежит полный хозрасчет на уровне рабочего места . Трудящиеся имеют в собственности или арендуют у коллектива средства производства, непосредственно управляемые ими в ходе производственного процесса. Разумеется, они владеют и продуктом своего труда . Даже в пределах интегрированной производственной системы (завода, научного института) все трудящиеся выступают как индивидуальные предприниматели , несущие за качество своей работы экономическую ответственность - ответственность не перед начальством, а перед тем производителем, к которому переходит далее по производственной цепочке продукт труда (или перед конечным потребителем). Здесь главное - правильное определение потребителем критериев качества. Средства производства могут находиться либо в индивидуальной собственности (непременное условие при этом - допустимо иметь в собственности лишь те средства производства, которыми трудящийся в состоянии непосредственно управлять, не привлекая труд других людей), либо в собственности группы трудящихся, совместно использующей эти средства производства; либо трудового коллектива организации - либо, наконец, в собственности всего общества. Количественный показатель степени владения средствами производства, находящимися в коллективной собственности, - величина пая , который зависит от личного трудового вклада работника в процесс преумножения средств производства.
В ходе производственной операции трудящийся приобретает в собственность или выплачивает коллективу собственников арендную плату за использование необходимых для работы средств производства, приобретает у «предшествующих» по производственной цепочке трудящихся необходимые ресурсы для производства продукции, оплачивает услуги по обслуживанию средств производства. Произведенный продукт является его собственностью, и он вправе самостоятельно определить условия его реализации.
Безусловно, при этом должны существовать общие регламентирующие ограничения со стороны государства, но они не имеют ничего общего с той жесткой системой прямых предписаний, которая существовала в советский период.
Для этой системы естественным образом характерно не иерархическое , а сетевое построение. Начальства в прежнем понимании у трудящихся нет - есть избираемые координаторы по проектам, ответственные за те или иные направления деятельности. Решения, затрагивающие интересы коллектива, принимаются совместно.
Введение подобной системы позволит полностью отказаться от наемного труда во всех его формах. Благодаря ей навсегда уйдет в прошлое экономическая безответственность и бесхозяйственность, свойственная как начальникам, так и рядовым работникам - неотъемлемое свойство иерархической системы с господством наемного труда. Произойдет переворот в мировоззрении трудящихся, переставших быть наемными работниками, раскрепостится их творческая инициатива, у каждого появится стимул для участия в совместной выработке экономической стратегии организации, для оптимизации функционирования производственной системы - и, что самое главное, для повышения производительности труда.
В России есть реальные, исключительно удачные опыты функционирования производственных подразделений по новым принципам. Начало их внедрения было положено в коллективном хозяйстве «Шукты» (Дагестан) под руководством Магомеда Чартаева во второй половине восьмидесятых годов. За несколько лет работы по новой системе производительность труда выросла в несколько раз, и ныне производительность труда на этом предприятии является более высокой не только по сравнению с советской системой, но и по сравнению с аналогичными хозяйствами в капиталистическом укладе зарубежных стран. Вот отдельные бытовые штрихи, характеризующие жизнь трудящихся: для каждой семьи построен трехэтажный особняк, каждому работнику хозяйства доступно первоклассное медицинское обслуживание, все без исключения выпускники средней школы продолжают учебу в высших учебных заведениях - что является показателем правильного установления отношений между основным производственным контингентом и работниками сферы обслуживания. Этот оазис невиданного благополучия в крайне депрессивном регионе живущие в нем называют - в зависимости от своего мировоззрения - либо «раем», либо «коммунизмом».
Отдельно следует отметить характер вознаграждения работников, занятых в сфере изготовления продукции, характерной для нового способа производства - например, разработчиков программного обеспечения. И если с программным обеспечением, производимым по конкретному заказу и потребляемым только заказчиком, все достаточно очевидно, то для механизма реализации общеупотребительного программного обеспечения, скорее всего, необходимо предусмотреть нечто вроде общественного фонда, который будет выступать заказчиком продукции и в зависимости от величины спроса и качества продукции под контролем общества выплачивать производителям соответствующее вознаграждение. Для конечных же потребителей данная продукция будет - не бесплатной, потому что в этот фонд идет отчисление из госбюджета - а "безденежной" . То есть на уровне конечного потребителя, несмотря на то, что опосредованно он все же платит, нет четкой зависимости между номенклатурой приобретенной продукции и величиной личных выплат в ходе приобретения. Технически акт приобретения - не что иное, как "скачивание" нужного продукта посредством компьютерной сети.
Кроме того, представляется необходимым выплачивать всем гражданам - как совладельцам природных богатств -природную ренту . Она должна быть немногим выше прожиточного минимума, и ее главное предназначение - предоставить хотя бы минимальную экономическую «отдушину» тем, кто пожелает заниматься лишь творческим трудом, не приносящим в данный момент никакой экономической отдачи; и тем, кто не сможет сразу адаптироваться к новым производственным отношениям. Немаловажно и то, что в случае, если всем будет гарантирован прожиточный минимум, уйдет в прошлое безысходная зависимость трудящихся от самодурства начальства, станет абсолютно невозможной эксплуатация работников на каторжных работах за копеечные зарплаты - как это, например, имеет место при использовании строительными корпорациями труда иностранных и иногородних рабочих. Трудовые отношения - даже только благодаря введению не слишком высоких рентных платежей - выйдут на иной качественный уровень - у работников появится возможность выбора, будет устранено экономическое принуждение к труду.
Постиндустриальное общество, которое формируется на этой стадии социального развития, характеризуется неуклонным сокращением количества работников, занятых в сфере непосредственного изготовления продукции. Казалось бы, налицо объективная основа для грядущей массовой безработицы. Но это утверждение справедливо лишь для общества, где производительные силы служат интересам элиты. В эгалитарном обществе уровень развития производительных сил дает возможность трудящимся избавиться от тяжелого и рутинного труда и раскрепостить свой созидательный потенциал для участия в труде более высокого порядка. Такие сферы деятельности, как наука, образование, здравоохранение и культура, способны "поглотить" неограниченное количество работников.
От описания экономической базы нового общества перейдем к описанию ее политической надстройки. Очевидно, что принципы построения этой производственной сферы - отказ от иерархических систем и наемного труда - естественным образом отрицают элитаризм, который на этих двух «китах» и зиждется. Механизм всеобщего свободного предпринимательства и выплаты гражданам рентных платежей выбивает из-под элитаризма экономическую основу. Столь же естественным образом отрицают элитаризм политические и общественные институты, являющиеся необходимой надстройкой над этой экономической базой.
Система политической власти, характерная для этого уровня развития общества, представляет собой сеть институтов общественного самоуправления : законодательных (определяющих нормативы), исполнительных (осуществляющих текущее управление) и судебных (разрешающих споры и конфликты). Все эти институты должны быть представительными (очень часто считается, что представительной должна быть только законодательная власть, но это не так). Избираться народом должны представители не только законодательной и судебной властей, но и исполнительной - и хотя механизм избрания законодателей и судей может отличаться от механизма избрания исполнителей в силу специфики труда последних, но тем не менее народ должен иметь возможность утверждать в должности и представителей исполнительной власти. В этой системе действуют два разнонаправленных вектора управления. В режиме постановки задач народом декларируются требования - местного, регионального или общегосударственного значения - сигнал управления при этом идет «снизу вверх» (нечто вроде непрерывного референдума с использованием сетевых информационных технологий). В режиме исполнения воли народа сигнал управления, как и в традиционных системах, идет «сверху вниз».
Впрочем, ничего принципиально нового в этой части системы политического управления нет. Поэтому важно осветить роль качественно новых элементов системы - единой сети общественных институтов, в работе которых свободно участвуют все граждане, желающие осуществлять этот вид деятельности.
К ним можно отнести органы коллективного анализа состояния общества на соответствующем уровне управления и выработки требований для органов управления. Также это органы гражданского мониторинга , владеющие независимой информационной сетью, куда каждый гражданин может поместить соответствующую информацию, которая будет доступна всем, а другой уполномоченный на то гражданин - проверить "на месте", после чего подтвердить или опровергнуть. Это народные дружины , осуществляющие правоохранительную деятельность силами граждан. Это органы, представляющие интересы граждан перед сферой народного потребления экономики. Это сетьколлективной взаимопомощи граждан в сфере защиты прав . Это товарищеские суды и комиссии по этике , которые определяют уровень морально-нравственного развития граждан. Это потребительские кооперативы и центры, организующие безденежный взаимообмен потребительскими услугами между гражданами . Этообщественные средства массовой информации . То есть институты, посредством которых высокоорганизованный народ преодолевает отчуждение в сфере общественных отношений.
«...МЫ НАЧИНАЕМ ПУТЬ»
Сейчас мы вплотную подходим к вопросу: каким образом нам строить наше светлое будущее, с чего необходимо начать? Как в нынешних условиях, прямо сейчас, приступить к коллективному преодолению социального отчуждения?
Шумные деструктивные протесты, практикуемые радикалами всех мастей, сами по себе наболевших проблем не решат - для этого необходимо конструктивными методами ликвидировать глубинные причины отчуждения, непосредственно создавая основы социальных институтов, повышающих степень организации общества . Следует подчеркнуть- не степень организации государства как управляющей подсистемы общества , а степень организациивсего общества , выстраивание общественных институтов, которые предоставляют возможность влиять на общественные процессы всем членам общества , а не только представителям управляющих структур.
Кроме того, в марксизме есть важнейший, фундаментальный закон: более прогрессивная общественная формация, прежде чем стать исторической реальностью, поначалу существует в виде отдельных зачаточных элементов в недрах предшествующей . Это объективный и непреложный закон, несмотря на то, что многие марксисты утверждают, что будто бы в случае перехода от капитализма к социализму он уже не действует. Он не действует, если под социализмом понимать социальную систему советского образца. Если же под социализмом понимать строй с более прогрессивным способом производства , то справедливость этого закона станет очевидной, и чем больше пройдет времени, тем очевиднее будет его справедливость.
Зачатки будущих экономических форм в экономике - это и система ESOP в США, и механизм взаимодействия разработчиков компьютерной операционной системы Linux. Это и самоуправляющиеся народные предприятия испанского консорциума "Мондрагон", и союз собственников-совладельцев "Шукты", созданный под руководством Чартаева.
В политике же зачатки социализма - это не что иное, как пресловутое "гражданское общество", только не в извращенно-конъюнктурном его понимании, а как реальный инструмент контроля над государством со стороны широких народных масс .
Еще в первой половине прошлого века выдающийся итальянский марксист Антонио Грамши провел исследование, в котором доказал, что на самом деле возможно два варианта «гражданского общества». Первый - это общество «мещан», выступающее за невмешательство извне в жизнь частного собственника. Второй же вариант - это как раз общество политически активных граждан, где каждый желающий стать субъектом общественной жизни берет на себя определенные функции по совершенствованию общественных отношений своими силами. Это активное гражданское общество , защищающее подлинные интересы «простых людей» и имеющее в своей основе ярко выраженную антиэлитарную сущность, должно стать противовесом буржуазному (пассивному) гражданскому обществу . Грамши показал, что создание такого «активного гражданского общества» как массовой опоры прогрессивных политических сил является необходимым условием победы социалистической революции в развитых странах с эксплуататорским строем.
Подобное активное гражданское общество, механизмы подлинного народного самоуправления всегда являются преградой на пути антинародных поползновений элиты, стремящейся к увеличению власти над народом. Поэтому структуры, претендующие на осуществление реального контроля над властью "снизу" и реальную защиту прав простых жителей, нередко становятся объектами атак и провокаций со стороны элиты - под предлогом борьбы с "подрывом национальной безопасности", "дезорганизацией работы государственных органов". Яркий пример - разработанная в США сетевая система GIA ("информационная осведомленность о правительстве"), которая, по замыслу разработчиков, должна была обеспечивать доступ к постоянно пополняющемуся пользователями всемирной сети досье на политиков и государственные органы. Но все же в США - по причине существенно неэквивалентного обмена материальными ресурсами со странами "третьего мира" - не столь сильны внутренние социальные антагонизмы, которые могли бы сделать идею о тотальном контроле граждан за бюрократией и буржуазией достаточно популярной, и элита может позволить себе гасить подобные инициативы в зародыше.
Иное дело - Россия времен стремительно фашизирующейся диктатуры "черных полковников". Путинская администрация не в состоянии обеспечить не то чтобы достойный уровень жизни большинства населения, но даже элементарную безопасность. История укрепления дегенеративной "вертикали власти" неотделима от истории кровавых войн и беспрецедентных по жестокости террористических актов конца XX - начала XXI века, направленных, по "странной" случайности, не против элиты, а против тех, кто как раз отстранен от принятия решений - простых граждан. Кровь и страдания народа используются властной кликой лишь как повод для укрепления пресловутой диктаторской "вертикали", для "закручивания гаек"- но не против террористов, не против коррупционеров и мафиозных элементов, а исключительно против рядовых трудящихся.
Сейчас, пусть и не слишком явно, но назревают предпосылки для того, чтобы сам народ, в обход так называемых "профессиональных политиков", начал искать пути выхода из системного социального кризиса собственными силами . И чем чаще будут происходить события, подобные тем, что случились осенью 2004 года, тем скорее придет понимание необходимости объединения населения на новых принципах. Когда перед народом встают две альтернативы: или погибнуть, или начать самим решать свою судьбу - всегда выбирается вторая. Есть или нет так называемое "коллективное бессознательное" - вопрос дискуссионный, но нечто вроде коллективного инстинкта самосохранения в народе, без сомнения, присутствует.
Самоорганизация низовых слоев общества, в ходе которой они обретут статус инициативных управляющих субъектов социального развития, станет неизбежным закономерным ответом народа на предательство находящихся ныне у власти представителей переродившейся советской бюрократии, ранее проявлявшей по отношению к нему убаюкивающий патернализм, а в настоящее время подвергающей его откровенному геноциду.
Именно губительные проявления бюрократического элитаризма, поставившего народ на грань выживания и породившего жизненную необходимость для рядовых граждан в отражении его агрессии, очевидно, и послужат эффективным механизмом для формирования социальных качеств и способностей, которые у граждан в благополучном патерналистском доперестроечном обществе не вырабатывались по причине полного отсутствия необходимости в них. По-видимому, диалектический парадокс общественного развития таков, что для формирования социальных институтов, необходимых для дальнейшего развития общества, становление элитаризма после окончания первой фазы переходного периода является в некотором смысле объективно востребованным с точки зрения
будущего
социального прогресса
. Речь идет о том, что именно элитаризм породит в своих недрах средства, являющиеся закономерной реакцией широких народных масс на социальную несправедливость, которые станут инструментом его преодоления и синтеза качественно нового общества.
Как это должно происходить на практике? Все социальные проблемы, с которыми повседневно сталкивается подавляющее большинство населения, надлежит выделить и классифицировать, после чего, применяя инженерные методы, разработать социальные институты, призванные эти проблемы решать путем коллективной деятельности населения . При этом следует придерживаться следующих принципов.
Во-первых , эти социальные институты должны являться частью единой сети, действующей на всей территории страны, начинающейся с уровня непосредственного проживания и имеющей органы координации на всех уровнях, вплоть до федерального.
Во-вторых , структурное построение в рамках сети и проблемная специализация институтов должны подчиняться единому стандарту.
В-третьих , эти институты должны олицетворять собой качественно более высокий уровень общественной активности - то есть принадлежать не отдельным общественным организациям, а непосредственно всему народу, и функционировать с его активным участием - хотя, конечно, институты могут формироваться и посредством общественных организаций, в соответствии с их специализацией. Именно народ будет "коллективным заказчиком" в процессе их функционирования и кадровым резервом его актива. Только опирающиеся на народ общественные институты по-настоящему жизнеспособны и гарантированно защищены от номенклатурного вырождения.
В-четвертых , даже если инициатива построения подобных социальных систем будет исходить из какого-либо центра, выстраивать эти новые институты на практике необходимо "снизу".
Примерную схему построения элементарной составляющей этой системы можно обозначить следующим образом. В ее основе лежит территориальная община - орган непосредственной демократии, элемент системы местного самоуправления, становящийся таковым, если в него входит более половины населения на соответствующей территории. Вместе с тем предоставляется необходимым внедрить в территориальные общины ряд дополнительных механизмов. Члены такой общины с расширенными функциями (ее можно условно, по терминологии ряда разработчиков подобных систем, назвать корпоративной общиной ) привлекаются к различным прикладным социальным программам - как в качестве активистов, так и в качестве источников власти и пассивных благополучателей, в соответствии с личным желанием. К этим социальным программам можно отнести следующие. Во-первых, потребительскую кооперацию, взаимообмен полезными услугами, взаимный прокат товаров с низкой нормой пользования. Во-вторых, мониторинг деятельности государственных и коммерческих структур, должностных лиц - не всегда для борьбы с ними, это не самоцель, нужно стремиться к конструктивному разрешению противоречий, - но по мере необходимости все же оказывать на них коллективное давление различными способами. В-третьих, организация контроля за процессом образования и внешкольного досуга детей на территории общины. В-четвертых, борьба у уличной преступностью, коллективное взаимодействие с правоохранительными органами в сфере борьбы с агрессией мафиозных структур против простых граждан. В-пятых, коллективное просвещение населения в сфере защиты своих прав, обсуждение деятельности органов государственной власти и выработка своей позиции по различным вопросам в этой сфере. В-шестых, организация собственных средств массовой информации...
Приведенный список прикладных функций, конечно, далеко не полон. Это просто иллюстрация того, в каком именно направлении необходимо работать социальным конструкторам нового поколения, организуя освоение народом отчужденных общественных отношений.
Более высокий уровень социальной самоорганизации - построение интегрированных альтернативных поселений с городской инфраструктурой, где абсолютно все элементы будут иметь более прогрессивную социальную сущность: способ производства, производственные отношения, система внутреннего самоуправления, система воспитания и образования.
Конечно, возникнет вопрос: каким образом заинтересовать население в участии в подобном процессе самоорганизации? Прежде всего, тем, что от этих преобразований лично выиграет каждый участник. Тем, что это - единственное в нынешних условиях реальное средство преодоления социального отчуждения, нарастающего с каждым годом. По мере того как жизнь в условиях элитаризма для большинства населения становится по понятным причинам все более и более невыносимой, у людей будет усиливаться стремление к совместному решению порожденных элитаризмом социальных проблем. И рано или поздно наступит качественный перелом - население, поняв, что власть бросила его на произвол судьбы, приступит к преодолению социального отчуждения исключительно собственными силами. И это уже будет другой народ. И подобные социальные институты в его руках будут и фундаментом будущего общества, и "административным ресурсом" для отрицания в определенный момент ставшей уже неадекватной новым реалиям политической надстройки.
Конечно, при этом необходимо формировать и управляющие надстройки, соответствующие новой системе производственных отношений - советы трудовых коллективов, профсоюзы нового типа.
Отказ от наемного труда в данном контексте - с использованием схемы преобразования частнособственнической производственной системы в союз собственников-совладельцев - в некотором смысле можно уподобить введению системы колоната в недрах рабовладельческой системы или введению денежного налога вместо барщины (а впоследствии и отпуска зависимых крестьян "на заработки") в недрах феодальной системы. И в том, и в другом случае тогдашних "хозяев" заставила пойти на подобные преобразования, в конечном итоге ознаменовавшие начало крушения их строя, необходимость повышения производительности труда . Также и сегодня: до тех пор, пока не представится возможность отказаться от капиталиста и вышвырнуть его на свалку истории, необходимо работать на отрицание выполняемой им объективной экономической функции, на экономическое, а не юридическое уничтожение частной собственности .
Суть третьей и последней фазы перехода общества к социализму можно выразить достаточно просто: это эпоха разложения объективных основ элитаризма . Конечно, теоретически в меньшинстве стран в рамках этой фазы может существовать и элитарное общество - исходя из того, кому принадлежит формальная политическая власть. Но тем не менее степень интеграции общества в этот период достигает такого уровня, который по ряду объективных причин делает невозможным управление им по устаревшим иерархическим принципам. Степень сложности построения общества все в большей мере требует наделения реальными, а не бутафорскими, управленческими функциями не только представителей административного аппарата, но и широких масс населения - по крайней мере, тех граждан, кто осознанно желает участвовать в управлении. И поэтому в рамках третьей фазы осуществляется такой объективно обусловленный процесс, как активное формирование в недрах элитарного общества экономических и политических институтов, преодолевающих его элитарность. Фактически даже если в начале третьей фазы общество имеет элитарную природу, на протяжении этой фазы оно становится все более и более эгалитарным, пусть этот процесс и идет не «сверху», а «снизу».
Что касается дальнейшего движения общества по пути к социализму и коммунизму, то необходимо сказать следующее.
По мере того как в рамках третьей фазы переходного периода в достаточной степени разовьется вышеописанная экономическая модель, на повестке дня встанет вопрос о формировании на ее основе единой интегрированной системы управления качественно нового типа.
Для того чтобы в недрах экономической системы, основанной на товарно-денежных отношениях, начали эффективно функционировать элементы, планомерно преобразующие товарно-денежные связи в информационные, необходимо соблюдение ряда фундаментальных условий. Во-первых, как уже сказано, должна обеспечиваться социальная однородность общества, которая однозначно исключает какой бы то ни было элитарный интерес, вносящий фатальные для оптимальности коррективы в функционирование управляемого механизма. Во-вторых, необходимо изначально предоставить условия для оптимальной самоорганизации экономической системы с использованием механизма свободного предпринимательства - разумеется, на эгалитарных принципах. И, в-третьих, эту экономическую систему в дальнейшем следует преобразовывать в организационную систему постепенно и поэлементно , беря за основу именно изначальный рыночный механизм. Проще говоря, информационные связи должны полностью соответствовать тем экономическим связям, которые они призваны заменить.
Механизм преобразования должен сводиться к моделированию уже существующих экономических процессов и поиску путей их дальнейшей совместной оптимизации; внедрению различных информационных механизмов - интегрированных баз данных, моделирующих, консалтинговых и экспертных систем - для повышения эффективности управленческих решений; формированию каналов эффективной двусторонней связи между сферами производства и потребления. То есть средств, позволяющих в конечном итоге каждому гражданину непосредственно участвовать в управлении народным хозяйством. Немаловажным механизмом преодоления товарно-денежных отношений будет переход на «виртуальные деньги», практика заключения связанных контрактов и комплексных многосторонних взаимозачетов.
Эпоха перехода от капитализма к социализму - это эпоха перехода от чисто элитарной, капиталистической, модели социального устройства, обусловленной низкой степенью организации общества, к чисто эгалитарной, социалистической модели, характерной для общества с качественно более высоким уровнем организации. В пределах этой эпохи, по мере того как общество в своем развитии все ближе подходит к преддверию социализма, унаследованная от капиталистической эпохи элитарная составляющая медленно, но в долгосрочной исторической перспективе необратимо и закономерно, уступает эгалитарной составляющей, характерной уже для новой общественной формации.
ТВОРЦЫ ГРЯДУЩЕГО
После изложения образа будущего общества и программы его построения попытаемся ответить на вопрос: кто практически возьмется за эту работу? Кто станет движущей силой социального прогресса?
В структуре производительных сил назревают качественные сдвиги, связанные с тем, что неуклонно изменяется характер общественного труда, в котором все больше превалирует интеллектуальная составляющая. Рабочий, образно говоря, откладывает в сторону молоток и садится за компьютер. Если в ходе промышленной революции наиболее передовым классом был класс наемных работников физического труда, то в эпоху научно-технической революции на первый план выходит интеллигенция. Именно с этой частью рабочего класса (в его расширенном понимании) и связаны грядущие кардинальные социальные перемены.
Эта составляющая пролетариата является самым передовым общественным слоем, потому что она, используя новые средства производства , представляет собой новую производительную силу и является носителем новых производственных отношений . Производство знания - это не производство материального продукта, и в объективной основе своей оно не является товарным, хотя его с поистине патологической настойчивостью и пытаются сделать таковым. Кроме того, интеллигенция уже не нуждается, в отличие от работников физического труда, в квалифицированном руководстве со стороны кого бы то ни было - будь то буржуазия или элита. Личные интеллектуальные способности ее представителей, необходимые для выполнения ею производительного труда, делают невозможной реализацию стремления элиты удержать людей в духовном рабстве.
Для нашей страны следует особо подчеркнуть роль интеллигенции, принадлежавшей к оборонной сфере промышленности, к фундаментальной науке и сфере образования - то есть к тем составляющим производительных сил, которые были стрежневыми в период развития советского общества. Курс на построение альтернативной мировому элитаризму самодостаточной общественной системы потребовал создания в СССР самых передовых отраслей народного хозяйства, находящихся на острие научно-технического прогресса и определяющих собственно развитие цивилизации. К этим отраслям следует отнести космическую, ядерную, электронную, информационную и им подобные отрасли, а также фундаментальную науку и систему высшего образования. С интеграцией России в мировую систему элитаризма проводится курс на приведение в соответствие характера производительных сил и роли России в процессе мирового разделения труда. Это означает фактическую ликвидацию наиболее передовых отраслей народного хозяйства и отсутствие востребованности соответствующих высококвалифицированных специалистов. Поэтому очевидно, что данная категория людей, лишенная каких бы то ни было перспектив в рамках нынешнего строя, будет находиться в авангарде борьбы за кардинальные социальные преобразования.
Кроме того, высокоразвитая система высшего образования выпускает квалифицированных специалистов умственного труда даже в большем количестве, чем в советский период. Но при этом далеко не все из них становятся востребованными на рынке рабочей силы. Поэтому следует ожидать в недалеком будущем активного включения молодежи с высшим образованием в общественную деятельность.
При этом, однако, необходимо отметить прогрессивную роль предпринимателей из числа интеллигенции, сумевших организовать производство высокотехнологичной продукции в России. Представители этой социальной группы, по сути, являются носителями новых производственных отношений, характерных для последующих стадий развития общества.
Представляется необходимым осуществлять планомерное культивирование в среде производящей интеллигенции убеждения в том, что она не нуждается в "руководящих указаниях" "сверху" и вполне способна без нахлебников-надсмотрщиков, которые к тому же, как правило, гораздо менее профессиональны, организовать свой труд. Особенно это касается нового поколения интеллигенции - молодых людей, которые уже не подвержены пиетету в отношении начальства и государства, свойственному людям старшего поколения. Особенно перспективной представляется работа со студентами, чтобы они во "взрослую" жизнь пришли с устоявшимися представлениями и личным опытом участия в новых формах организации общества. Именно они могут послужить кадровым резервом актива новых общественных институтов.
Но при этом необходимо избавиться от устаревших идеологических стереотипов и понять, что агитация за то, чтобы все вновь стали наемными работниками у государства, не только неэффективны, но и абсолютно бессмысленны как не отвечающие объективным тенденциям дальнейшего развития общества. Недопустимо ставить трудящихся перед ограниченной альтернативой: быть наемным работником либо у частного собственника, либо у государства. Главной идеологической парадигмой прогрессивных политических сил должно стать стремление ликвидировать эксплуатацию во всех ее формах: как человека человеком , так и человека государством .
По мере дальнейшего развития производительных сил будут укрепляться основы нового способа производства и преодолеваться парность классовой структуры. Будет все в большей степени проявляться основное экономическое противоречие элитаризма - невозможность в условиях унизительной зависимости работников от "сильных мира сего" организовать столь необходимый на данном этапе развития производительных сил высокоинтеллектуальный творческий труд. Отметим, что в советскую эпоху необходимость беспрекословно подчиняться начальству и быть в полной зависимости от него, в том числе и в сфере творческого труда, компенсировалась ощущением единства интересов всех граждан и сопричастности к великому делу, пониманием однозначной эгалитарности целей, поставленных перед обществом.
Для повышения жизненного уровня всех членов общества необходимо, конечно, устанавливать справедливые правила распределения произведенного продукта, так же как для улучшения морального климата необходимо с раннего возраста целенаправленно формировать коммунистическое сознание. Но главным инструментом социального прогресса должно стать поступательное развитие науки и техники - по той простой причине, что для того чтобы распределить что-либо, его надо сначала произвести. И чем больше будет объем произведенного продукта, чем легче будет его произвести, тем меньше будет у кого бы то ни было объективных причин возникновения стремления решить свои материальные проблемы за счет других людей. Отмечая безусловную необходимость развития системы распределения и воспитания, следует отметить, что именно развитие материального производства в исторической перспективе сделает возможным наступление коммунизма. И поэтому всемерная поддержка научно-технического прогресса, нетерпимость к сокрытию полезных всему народу изобретений и открытий; широкое внедрение в повседневную жизнь так называемых "закрывающих технологий", ставящих крест на господстве нынешней элиты, должны стать краеугольным камнем деятельности новых коммунистов.
В связи с этим представляется крайне необходимым формирование у граждан и прогрессивных общественных деятелей понимания того, что коммунистическое
отнюдь не ограничивается одним лишь советским
, что существует значительное количество возможных вариантов организации справедливого общества - причем характер конкретного реализованного на практике варианта зависит не от субъективной приверженности какому-либо из прошлых вариантов, а от объективного уровня развития производительных сил на данный момент. Но при всем многообразии возможных форм устройства общества крайне важно придерживаться четырех фундаментальных и неизменных принципов: эгалитаризма
, гуманизма
, научного мировоззрения
и поддержки технического прогресса
.
При прогнозе эволюции взглядов представителей других политических течений следует отметить, что основное противоречие переходной эпохи заключается не в противоречии между капитализмом и социализмом , а между элитаризмом и эгалитаризмом - по той простой причине, что к тому времени, когда социализм будет построен, все остатки капитализма уже окончательно исчезнут, и ни о каком противоречии между этими формациями не может быть и речи. В действительности основная борьба идет за то, каким будет характер общества в этот переходный период -элитарным или эгалитарным . Сущность экономической составляющей является производной от основных принципов. И наиболее точным критерием прогрессивности тех или иных политических сил является степень их нетерпимости к элитарному построению общества.
...
Власть сейчас абсолютно ничего не в состоянии предложить народу - даже в отличие от демократов эпохи Ельцина, - кроме отмены всех социальных гарантий и укрепления собственной "вертикали". Развитие производительных сил даже в относительно благополучных сферах экономики с каждым годом тормозится все в большей степени, и поэтому в исторической перспективе предпринимаемая ныне государственной олигархией попытка установления элитарного тоталитаризма на крайне депрессивном экономическом фоне неизбежно провалится. По мере того, как власть, не предпринимая ничего позитивного, будет все больше и больше "закручивать гайки" исключительно по отношению к простому народу, среди населения будет зреть недовольство существующей политической системой. Уже сейчас передовые слои общества крайне негативно воспринимают фактическое отстранение независимых представителей народа участвовать в управлении государством и курс на полную ликвидацию свободы слова. С течением времени, по мере того как на фоне стремительно ухудшающейся социально-экономической ситуации власть будет все больше и больше подавлять простой народ, это неприятие будет усиливаться. Изоляция власти и поддерживающих ее общественных сил будет неотвратимо нарастать. И когда в недрах существующего строя накопится достаточный набор предпосылок для перехода общества на более высокий качественный уровень, отрицание нынешней власти станет свершившимся историческим фактом.
В заключение следует напомнить, что основной отличительный признак общества, к которому необходимо в настоящее время стремиться, - отнюдь не "диктатура пролетариата" и не "ликвидация частной собственности". Это лишь необходимые, хотя и бесспорные, условия - но не самоцель. Главное в социализме то, что он представляет собой качественно более высокий уровень организации общества и характеризуется более высокой степенью преодоления социального отчуждения.
В ходе построения более высокоразвитого общества, как справедливо отмечал В.И. Ленин, на определенных исторических этапах неизбежны резкие зигзаги и даже отходы назад. Но социальный прогресс, вмешательство разума в организацию общественных отношений, неотвратимы. Разум, вооруженный научным знанием, становится творцом истории.
Мы стоим на пороге крупнейших социальных перемен, в ходе которых будут заложены основы качественно нового общества, и в этой связи становится исключительно важной необходимость изучения основных тенденций дальнейшего общественного развития. Понимание их и правильное использование - залог грядущих побед прогрессивных сил нового поколения.
Из статьи Игоря Герасимова "После капитализма"
Полный текст здесь: https://kprf.ru/projects/left/internal/26170.html
