От редакции : Эту статью мы получили от автора со следующим сопроводительным письмом. «В последнее время на « », да и вообще в православном сообществе, заметно оживилась дискуссия по проблеме отношения к «советскому прошлому». К сожалению, она чаще происходит на уровне набивших оскомину штампов, никак не способствующих позитивному результату и зачастую, наоборот, разрушающих патриотическое сознание. Чтобы полнее осмыслить феномен «советского социализма» в контексте русской истории, стоит перевести разговор на более глубокий, сущностный уровень, где работают фундаментальные смыслы русского самосознания. История не спонтанна и не случайна, но есть лишь проявление логики этих смыслов, их развития и становления, и лишь обращаясь к ним можно судить о значении истории и возможных путях ее продолжения.
В свете этих соображений хочу предложить для «РЛ» фрагмент из своей книги «Миссия России. Православие и социализм в XXI веке», посвященный осмыслению идеи социализма в христианском контексте. Надеюсь, эта точка зрения позволит более дифференцированно подойти к пониманию «советского социализма», увидеть его не только слабые, но и сильные стороны; не только в образе однозначно-негативного «тоталитаризма», но и как потенциально открытый путь к дальнейшему развитию русской православной цивилизации».
Чтобы разобраться в существе социализма как исключительно многомерного социально-исторического явления следует разделить в нем формальную и нравственную стороны. С этой целью можно выделить две его разновидности.
Это научный социализм , основанный на построениях позитивистской мысли, исходящей из материалистического понимания экономики, социологии и этики - именно этот социализм был рожден в рамках европейского гуманизма, теоретически разработан в форме марксизма-ленинизма и затем осуществлен в Советском Союзе. И религиозный социализм , в основании которого лежит религиозно обоснованная этика межчеловеческих отношений. Прототипами подобного «религиозного социализма» в истории могут служить древние архаические сообщества, первохристианские общины, христианские общежительные монастыри, русские крестьянские общины. Здесь вся система социальных и хозяйственно-экономических отношений исходила в первую очередь из социально-нравственной необходимости, диктуемой императивами религиозной этики. Если научный социализм, строится на утилитарной логике рассудка и сам по себе не требует любви в качестве методологической категории, то «религиозный социализм», наоборот, исходит из любви, строя систему социальных отношений как форму ее эмпирической реализации. В этом отношении «религиозный социализм» глубоко онтологичен и органичен, и поэтому в отличии от научного социализма совершенно лишен утопизма. Именно эта онтология любви (в подсознательном, родовом ее проявлении) просматривается во всяком традиционном социальном сообществе: в традиционной семье, племени, роде, нации, включая и традиционное государство, где метафизика «государственного всеединства» обосновывалась и поддерживалась общим религиозным культом.
Но даже если мы посмотрим на взаимное соотношение научного и религиозного социализма, то увидим, что «религиозный социализм» как в психологическом, так и в историческом плане первичен относительно социализма научного, который по существу является лишь реакцией человеческого разума на призывы души и совести. Так, духовно-нравственные начала русского социализма формировались на протяжении всего XIX века в лоне одухотворенной русской культуры на основе сострадания и любви к народу, тяжкое положение которого было постоянным укором национальной совести. Однако реализация этих духовно-справедливых народнических чаяний, претерпев рационально-атеистическое преображение в среде революционеров-практиков, обернулось в XX веке научной системой марксизма-ленинизма, утилитарно-материалистической как по форме, так и по существу. Судьба научного социализма тем и трагична, что он оторвался от своей религиозной онтологии, превратившись в бездушную схему, в которой совершенно исчез духовный человек как источник и творец социального бытия.
Таков исторический расклад реального социализма. Его онтологическое религиозное начало оказалось за кадром истории, реальное же воплощение получила рационально-искусственная схема. Но возможен ли иной, онтологически и методологически цельный социализм? На это вопрос следует ответить утвердительно: принципиальных преград духовно-гармоничному социализму не существует. Просто идеологическим основанием социализма должна стать онтология религиозного идеала человеческих отношений, а рациональной формой научная организация социально-экономической сферы. Так, чтобы социально-экономическая реальность не противоречила, а способствовала раскрытию в человеке и обществе религиозного идеала. Именно этот путь социализма имел в виду С.Булгаков, когда говорил, что «возможен и социализм любви, но это в том случае, если социалистическое мировоззрение согрето религией, прежде всего христианством» .
Однако марксизм, легший в основание социализма XX века, был заряжен прямо противоположным импульсом. В своей работе «Карл Маркс как религиозный тип» С.Булгаков отмечает: «В воинствующем атеизме Маркса мы видим центральный нерв всей его деятельности. Один из главных ее стимулов, борьба с религией, есть в известном смысле... истинный, хотя и сокровенный практический мотив и его важнейших чисто теоретических трудов. Маркс борется с Богом и своей наукой, и своим социализмом, который в его руках становится средством для атеизма , оружием для освобождения человечества от религии» . Это очень важная мысль для понимания истоков социалистической трагедии XX века. В самом начале своего концептуального оформления социализм был развернут и использован Марксом и его единоверцами как орудие в борьбе с христианством. И эта «родовая травма» социализма предопределила весь трагизм дальнейшей его истории.
Здесь важно понять, что не социализм как социально-экономическое учение своим существом борется с религией и христианством, а та его идеологическая надстройка, которая сама, в своих собственных религиозных истоках является антихристианством. Сам же социализм в его экономическом учении не противоречит никакой религии и более того, как было показано выше, имеет в своей основе религиозную этику человеческих отношений наиболее ярко выраженную именно в христианстве. С этой точки зрения социализм как идея и социально-экономическое учение, является прямым отражением христианства - не христианством как таковым, но его земной социально-экономической проекцией.
Если мы, для примера, сопоставим основные этические идеи христианства, и аналогичные принципы советского социализма, то увидим их непосредственную корреляцию:
Идеалы христианства | Принципы социализма |
Приоритет духовного над материальным | Приоритет идеологии над экономикой |
Устремленность к идеальному Богочеловеку | Воспитание «гармонично развитой личности» |
Идеал соборности | Принцип коллективизма |
Осуждение богатства | Отказ от частной собственности |
Любовь к ближнему | Дружба, товарищество, взаимопомощь |
Жертвенность ради ближнего | Самоотверженность ради общего дела |
Идеал всеединства во Христе | Всеобщее братство и равенство |
Идеал человеческой святости | Стремление к моральной чистоте |
Нестяжательность, служение | Безвозмездный общественный труд |
Вера в преображение мира | Вера в преображение социальности |
И т.д. | И т.д. |
Для понимания исключительной близости данных подходов можно мысленно дополнить эту таблицу еще одной колонкой, где расположить соответствующие принципы капитализма, чтобы увидеть их радикальную противоположность и социализму, и христианству.
Принципиальная разница в этическом содержании социализма и христианства состоит лишь в том, что христианство реализует свои идеалы главным образом «на небесах», т.е. в духовно-мистической сфере; социализм же пытается реализовать свои принципы «на земле», т.е. в реальных социально-экономических материальных формах. Понятно, что последнее сопровождается неизбежной нивелировкой идеального качества социалистических идеалов, утратой их «небесного» христианского содержания. Но это само по себе не противопоставляет социализм и христианство как антагонистические явления, но наоборот, дополняет, если понимать христианскую историю как реальное духовно-историческое преображение мира. Социализм в его коммунистическом пафосе даже можно назвать проявлением христианского хилиазма, но его нельзя отделить от христианства. Более того, чем социализм последовательней и глубже в своем стремлении к осуществлению своих земных идеалов, тем он ближе к идеалам небесным, т.е. к христианству. Ибо сказано: «... что свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе » [Мф.18.18]. Поэтому в социализме как таковом нет греха; в нем есть известное несовершенство и падшесть человеческой природы, но в нем нет никаких принципиальных преград к внутреннему совершенствованию и развитию, приближающего его к самым высоким идеалам и откровениям христианства.
Принципиальная близость духовно-нравственных идеалов христианства и социально-экономических принципов социализма, их определенная внутренняя взаимодополняемость изначально обращала на себя внимание христианской мысли, что позволило уже в начале XIX в. сформироваться вполне устойчивому понятию - «христианский социализм», не получившего, правда, какой-либо серьезной теоретической разработки. С.Булгаков, большое внимание уделявший этому вопросу, пишет: «Основная мысль "христианского социализма" состоит в том, что между христианством и социализмом может и должно существовать положительное соотношение. Христианство дает для социализма недостающую ему духовную основу, освобождая его от мещанства, а социализм является средством для выполнения велений христианской любви. Он исполняет правду христианства в хозяйственной жизни. Разумеется, насколько социализм проникается антихристианским духом и отдается чарам первого искушения, он не может быть соединяем с христианством, которое требует, прежде всего, человеческого сердца. Но в социализме самом по себе, рассматриваемом как совокупность мер социальной политики, нет ничего, что бы не соответствовало христианской морали. Поэтому самая мысль о "христианском социализме" не имеет в себе ничего противоречивого. Принципиально христианский социализм вполне возможен» .
В чем же состоит существо положительного соотношения между социализмом и христианством? В приведенной цитате С.Булгакова христианский социализм предстает как определенная социально-экономическая форма реализации христианской любви в реальной жизни общества. Однако если смотреть еще глубже, то данная форма предстает как христианский социальный закон , закрепляющий и охраняющий действие христианской любви в рамках социума. То есть христианский социализм может трактоваться как органическое единство благодати и закона , реализованное на уровне общественных отношений . В этом и состоит возможное положительное соотношение между христианством как духовным учением, и социализмом как совокупностью мер социальной политики. Но более того, эта возможность является в то же время и необходимостью, т.к. никакое проявление благодати (в том числе и христианской любви ) не может в падшем человеческом мире обрести какую-либо степень стабильности, если не облечется в форму закона. Это относится как к личной духовной жизни, так и духовно-исторической жизни общества.
В этом соотношении вообще состоит закрепляющая, формообразующая роль закона в бытии мира - преображает благодать, но формообразует закон. То есть закон, следуя за благодатью, утверждает меру ее присутствия в реальном мире. Это своего рода средство материализации благодати, без которой невозможен принципиальный (качественный) переход от духовного к материальному, от небесного к земному, от религиозного к социальному - все это осуществимо лишь посредством благодатного закона как формы закрепления высших метафизических истин на уровне эмпирического бытия. Именно в виде Закона было закреплено первое ветхозаветное откровение Бога человеку, данное через Моисея народу израильскому. Новозаветное Откровение как Откровение уже о самой благодати, так же запечатлено в форме заповедей. И сама Церковь Христова зафиксировала свои благодатные основания в виде догматов - в своего рода духовных законах, лишь следование которым сохраняет земное и историческое бытие Церкви в поле действия Божественной благодати.
Поэтому нет ничего предосудительного в задаче формирования «христианского социального закона» как формы закрепления действия благодати христианской любви в реальной жизни социума. Слова ап.Павла о том, что «... закон дан через Моисея; благодать же и истина произошли через Иисуса Христа » [Ио.1.17] в данном случае имеет лишь положительный смыл. Между законом и благодатью нет противоречия, наоборот, одно немыслимо без другого. Так само новозаветное Откровение стало возможным лишь в рамках ветхозаветного Закона: « Не думайте, что Я пришел нарушить Закон и пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить » [Мф.5.17]. Дальнейшее исполнение заповеди любви требует расширения христианского закона любви к ближнему до рамок социального закона, включающего в поле действия благодати всю социальную сферу общества. Ибо христианство - это любовь ко всем, и дальний здесь такой же ближний. Как пишет Н.Сомин: «Закон, если он является застывшим переживанием благодати, имеет огромную воспитательную силу и дает простор для действия уже подлинной благодати. Благодать, не подкрепленная благодатным законом, быстро сходит на нет, гибнет под действием сил зла. А потому закон должен следовать за благодатью и закреплять ее достижения» . Поэтому «христианский социализм, как сочетание благодати и закона, христианской любви и разумного устроения общественной жизни, объективно является христианским общественным идеалом, к которому должно стремиться христианское сообщество» .
Есть большая проблема для исторического христианства, за решение которой оно по существу еще и не бралось, состоящая в невозможности полноты осуществления христианской любви в существующих формах социальных отношений. Внешняя относительно Церкви зона общественных отношений, как некий чуждый бескрайний мир, остается холодной пустыней, где, кажется, без следа исчезают любые жертвы христианской любви и тепла - и это при том, что общество может считать себя христианским! В этом есть очевидное духовно-историческое противоречие.
Приходиться признать, что существующий порядок межчеловеческих отношений, несмотря на двухтысячелетний опыт христианства, покрыт пеленой двусмысленности затрудняющей актуализацию главной христианской добродетели - любви , реально проявляемой лишь в конкретном социальном действии. Эта двусмысленность есть наследство еще рабовладельческой формы социальных отношений, когда историческое христианство, будучи спроецированным на раба и его хозяина , не могло в одночасье преобразить их отношений до степени братской любви, но жестко сковывалось системой социально-экономической действительности. Очевидно, подобного рода социальное неравенство, сохраняющее свою суть и в капиталистической форме социальных отношений (как эксплуатация человека человеком), в корне противоречит христианской истине: « вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков » . Социальное неравенство объективно служит непреодолимым препятствием для торжества в мире христианской истины. Общество по своей социальной структуре оказывается разомкнутым, дискретным, многослойным - неспособным быть реально единым во Христе. Оно принципиально не может аккумулировать, умножать и сохранять в себе христианскую добродетель - а «... кто не собирает со Мною, тот расточает ...» [Мф.12.30]. Единственной возможной формой реализации христианской любви на социальном уровне оказывается в таком обществе милость и благотворительность, не носящие сами по себе системного характера, но являющиеся социально-случайным фактором, никак не влияющим на общий строй, динамику и характер социальных отношений, сохраняя их принципиальную отчужденность. Повторимся, это в полной мере относится как к рабовладельчеству первых веков христианства, как к крепостной России XIX века, так и к современным формам капиталистической экономики: везде, где общество (его система) допускает эксплуатацию человека человеком, невозможно говорить о правильных с христианской точки зрения человеческих отношениях, т.е. по существу, и о христианстве как таковом. Ибо если христианство ограничивается лишь формой веры (т.е. культом), то оно мертво - « вера без дел мертва » [Иак.2.26]. Именно по этой причине христианство как таковое от его начала и доныне можно мыслить лишь в рамках Церкви, в области же внешних социальных отношений его как не было, так и нет.
Может показаться, что подобное положение вещей и является единственно возможным, что это есть имманентное и неизменное состояние греховного по своей природе социального мира, в котором христианству как таковому вообще не место, что оно не властно в нем что-либо изменить. Однако факт появления в человеческой истории реального социализма, реализованного даже на чисто материалистической основе, говорит о том, что данное положение вещей не является принципиально неизменным, но наоборот, исторически дозрело до стадии качественного изменения. В этой ситуации дальнейшее самоустранение христианской церкви от участия в преображении социальной сферы приведет к тому, что « камни возопиют » [Лк.19.40], что, впрочем, уже и ознаменовали материалистические формы социалистических революций.
Качественное преображение социальности есть чисто христианская задача как духовно-нравственная необходимость гармонизации внутреннего мира христианской души и внешней среды человеческих отношений. Мирное сосуществование чистой христианской совести и «антихристианства» в формах социальной организации невозможно без известной доли самообмана, а если точнее - лукавства. Так, ущербность и двусмысленность милостыни, попечительства, благотворительности и других подобных форм социальной добродетели состоит в их половинчатости, зачастую являющейся лишь видом откупа перед Богом за обличаемую совестью эксплуатацию ближнего и общества, доходы от которой могут многократно превосходить размеры благотворительности. В то время как полнота христианской добродетели предполагает полную самоотдачу человека деятельному служению ближнему, то есть, в конечном итоге - обществу. Именно через служение обществу (как сообществу ближних) в полной мере гармонизируется как личный духовный строй христианской совести, так и сама общественная система в ее социально-экономических отношениях. Поэтому можно сказать, что с христианской точки зрения, социализм - это такое общество, в котором в наибольшей степени открыта возможность осуществления христианской любви к ближнему через организованное служение обществу . В противоположность разомкнутым социально-экономическим системам, социалистическая (или органическая) система обеспечивает структурно-равномерное распределение социального блага (аккумулируемой обществом социальной любви) между всеми членами общества; так, чтобы « кто собрал много, не имел лишнего; и кто - мало, не имел недостатка » [Исх.16.18]. То есть так, « чтобы была равномерность » в полной аналогии с живим организмом как равномерным распределением в нем духа и крови.
Христианский социализм есть в этом смысле общественная форма осуществления заповеди любви к ближнему, или иначе - христианская любовь, организованная в общественно-социальных формах . Главный принцип, положенный в основание подобного общества, - служение ближнему. Каждый служит всем остальным, и все служат каждому. Здесь реализация христианской любви (как служения) становится не просто частным делом, но приобретает надындивидуальный общественный статус, равномерно распределяясь на каждого члена общества. Общество как бы аккумулирует социальное благо , рождающееся из тепла индивидуальной любви, и накапливая его в определенных социальных формах, наделяет им (как любовью ) каждого члена общества - так, что никто не остается в ней обделенным. В этой роли общество приобретает ярко выраженные патерналистские свойства, уподобляясь Богу, « возлюбившему всех », становясь христианским не только по букве, но и по существу. Здесь сама христианская Истина проявляется в своем непосредственном качестве - как любовь, преображающая бытие. Христианский опыт хорошо знает это благодатное присутствие любвив церковном общении, в христианской семье, в христианской общине (в монастырях). Эта же любовь способна присутствовать и на уровне общества, ибо для нее не существует ограничений. Христианский социализм и подразумевает подобное общество.
В своей полноте заповедь любви к Богу реализуется в Церкви, заповедь любви к ближнему - непосредственно в обществе! Общество в этом смысле есть земная Церковь, ожидающая своей действительной христианизации как исполнения любовью к ближнему. Поэтому общество не есть внешняя и чуждая для православного сердца среда (как это зачастую считается), а есть благодатное поле для прямого и непосредственного претворения любви к Богу в любовь к ближнему: здесь небесное претворяется в земное - преображая мир.
Итак, христианский социализм - это соборно-общественная форма исполнения заповеди любви к ближнему. Здесь через реальные формы служения обществу христианская любовь как бы преодолевает ограду христианской Церкви и, свободно растекаясь по всем органам социального тела, воцерковляет его, преображая в единое одухотворенное и благодатное бытие, в дальнейшее осуществление слов Спасителя: «Как Ты Отче во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино» [Ио.17.21] .
____________________________
Булгаков С.Н.
Булгаков С.Н. Карл Маркс как религиозный тип // Героизм и подвижничество. - М., 1992. С.67.
Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991. С.227-228.
Сомин Н.В. Христианский реализм С.Франка. - (http://chri-soc.narod.ru/).
Там же.
ХРИСТИАНСКИЙ СОЦИАЛИЗМ - многочисленные течения в современном христианстве, обосновывающие социалистическую идеологию и практику положениями евангельского учения. Возник непосредственно под влиянием революционных событий 30-40-х гг. XIX в. во Франции как разновидность «феодального социализма» в противовес «научному социализму» и социалистическому рабочему движению. Предшественники и родоначальники - Ф.Ж. Бюше, Ф. Гюэ и Ф. де Ламенне, примкнувший к ним в конце своей жизни Ф. Морис и др. Они считали революцию нормальным явлением общественной жизни и пытались доказать, что она создала условия для развития таких социальных ценностей, которые заключены в самом христианстве.
Бюше, сопоставляя революцию с основными принципами , не нашел между ними чего-либо общего, поскольку протестантизм провозглашает верховенство индивидуального разума, тогда как революция - принцип верховенства народа, «догмат братства, который непосредственно вытекает из учения церкви и отвергает эгоизм, к которому приводит протестантизм». По мнению Гюэ, достижением революции был отрыв христианства, точнее, его католической версии, от государства, а революционные лозунги свободы, равенства и братства освободили христианство, которое в 1789 г. обрело свой подлинный облик. Ламенне в 1830 г. объявил либерализм «восстанием христианского духа свободы» и в целях пропаганды своих идей основал газету «I"Avenir» («Будущее») под девизом «Бог и свобода!», сочетавшую религию с демократическими свободами и призывавшую к отделению церкви от государства. Позже Ламенне стал утверждать «тождество христианского и демократического Евангелия», за что был назван «родоначальником католического социализма» и одним из предшественников христианской демократии.
Не осталась в стороне проблематика Х.с. и в русской религиозной философии, которая, напротив, отвергла революцию как единственный реальный путь изменения существующих условий жизни. Такую позицию твердо отстаивали Ф.М. Достоевский , Вл.С. Соловьев . В «Дневнике писателя» (IV январский выпуск 1881 г.) Достоевский подчеркивает: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!» Надлежащее решение социальных вопросов возможно лишь на основе христианского, а не атеистического социализма, т.е. посредством религиозно-нравственного совершенствования личности, «деятельной христианской любви». «Станем сами лучше, тогда и среда изменится», - часто повторял он свое возражение материалистам. «Каждый человек должен быть человеком и относиться к другим, как человек к человеку» - таков идеал Достоевского.
Туже мысль выражает Вл. Соловьев, который, говоря о «правде социализма», указы-вает в то же время на его ограниченность, опасность и на необходимость дать этой правде вселенский христианский смысл. Он ратует за самоотречение, отказ каждого человека от своей «воли» в пользу «безусловного» нравственного начала, видя в этом путь к свободе, равенству и всеобщей солидарности, сущностью которой является христианская религия.
Булгаков также атеистическому социализму с его максимой «единым хлебом жив человек» противопоставлял «вдохновение любви и социального равенства» Х.с., направленного на существование людей во имя Иисуса Христа. Находясь до 1907 г. под влиянием марксизма, он пребывал в плену «той великой жизненной правды, которая содержится в социализме», рассматривал его как «способ практического осуществления христианской любви и солидарности», считал, что «истинное христианство необходимо приводит к социализму», и видел в нем историческое и религиозное призвание России. Вероучительное определение отношения православия к Х.с. Булгаков считал ненужным, потому что это является вопросом не догматики, но социальной этики. Однако, ссылаясь на Отцов Церкви (Василия Великого, Иоанна Златоуста и др.), полагал, что «мы имеем совершенно достаточное основание для положительного отношения к социализму, понимаемому в самом общем смысле как отрицание системы эксплуатации, спекуляции, корысти». Говоря о «догматическом основании» Х.с., он выводил его из идеи православной церкви, из соборного духа православия и опирался при этом на авторитет и духовный опыт тех, кого считал сторонниками социального христианства: славянофилов, Ф.М. Достоевского, Вл. Соловьева, JI.H. Толстого и др.
Одной из попыток привести теоретические изыскания в области Х.с. к практическому осуществлению явилось создание в Москве нелегального общества «Христианское братство борьбы» (1905) во главе с В. Свенцицким, В. Эрном, П. Флоренским и др. Программные установки данной организации были близки к булгаковскому Х.с., но во многом утопичны. Свой идеал братство находило не в будущем, а в прошлом, в «первохристианском коммунизме». Столь же утопичны были надежды братства на обращение православной церкви в центр революционной активности.
В 1917 г. вышла в свет брошюра Булгакова «Христианство и социализм», в которой он констатировал, что идеи Х.с. в современной ему России имеют очень благоприятную почву, что «в социализме самом по себе, рассматриваемом как совокупность мер социальной политики, нет ничего, что бы не соответствовало христианской морали», и потому мысль о нем не содержит в себе никаких противоречий и что «его не миновать истории». В данной работе он уже не ищет соединения христианства и социализма, а, наоборот, противопоставляет их, чтобы прийти к выводу о том, что «социализм есть царство от мира сего». Поэтому он отказался от создания партии христианских социалистов: «Пусть социалисты делаются христианами, а через то христианизируется и их социализм, но выступать с проповедью особой партии Х.с. - это значит принижать вселенские глаголы христианства и самую Церковь ставить в положение партии». Такую партию он не считал способной быть в условиях 1917 г. центром единения и сплочения России. По мнению Булгакова, основная мысль Х.с. состоит в том, что между христианством и социализмом может и должно существовать «положительное» соотношение. «Христианство дает для социализма недостающую ему духовную основу, освобождая его от мещанства, а социализм является средством для выполнения велений христианской любви, он исполняет правду христианства в хозяйственной жизни».
Атеистическому социализму Булгаков предъявляет обвинения за его корыстное, нелюбовное, предпринимательское отношение к природе, «отчуждение от матери-зем- ли»; равнодушие потомков к своим умершим предкам, «духовный каннибализм»; безразличие к человеку, игнорирование его трагической природы, подмену человеческой личности законами развития природы и общества; воинствующее мещанство, «буржуазность» и, самое главное, за бессилие изменить природу человека, без чего нельзя добиться существенного, радикального преобразования жизни. Практическое осуществление атеистического социализма в СССР и других бывших социалистических странах стало одной из причин уменьшения числа сторонников и потери былой популярности Х.с. во всем мире.
Литература:
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30-ти т. Т. 27. Л., 1984;
Булгаков С.Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991;
Кареев Н.И. История Западной Европы в новое время. Т. 5. СПб., 1898;
Шейнман М.М. Христианский социализм. М., 1969;
Овсиенко Ф.Г. Эволюция социального учения католицизма. М., 1987.
Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В.Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007, с. 649-651.
В 19-нач. 20 вв. концепции христианского социализма (ХС) получили определенное распространение в первую очередь среди некоторых течений русского религиозного сектантства. Идеи равенства, справедливости и взаимопомощи, преодоления эксплуатации человека человеком, общности имущества и совместного труда были свойственны духоборам. Подвергаясь преследованиям со стороны пр-ва, они были вынуждены переходить в православие, либо переселяться в Закавказье, или эмигрировать в Канаду.
Требование равенства, обязательности труда и общности имущества выдвигали сторонники одного из течений молокан - т. н. общие. Один из их руководителей - М. А. Попов, считая, что молокане должны жить по примеру членов ранних христианских общин, раздал свое имущество бедным. Сосланный в 1840 на Кавказ, Попов вместе со своими последователями образовал в Шемахинском округе коммуну, устав которой гласил: «Все движимое и недвижимое имущество и все доходы с них принадлежат общему братскому союзу». Коммуна просуществовала недолго, в ней началось (как и в общинах духоборов) имущественное расслоение, и к 1860-м гг. она распалась.
В кон. 19 в. определенное влияние на некоторые сектантские течения (особенно на духоборов) оказывало религиозно -этическое учение Л. Н. Толстого. В ряде мест толстовцы создали свои коммуны, но и они оказались недолговечными.
Более или менее заметная деятельность организаций XС. относится к периоду революции 1905-07. Лидеры движения (священники Г. С. Петров, Г. А. Гапон и др.) стремились перенять опыт западно-европейских христианско-социалистических организаций и создавать рабочие общества с конфессиональной окраской. В нач. 1904 Гапон создал из нескольких десятков человек «Собрание рус. фабрично-заводских рабочих города С.-Петербурга», которое к концу года имело 11 отделений и объединяло до 10 тыс. чел. Б условиях безработицы, экономического и политического кризиса «Собрание» стремилось материально и морально поддерживать рабочих. Расстрел массового шествия рабочих к Зимнему Дворцу 9.1.1905 («Кровавое воскресенье»), выявившиеся связи Гапона петербургским охранным отделением предопределили распад организации, а сам Гапон в марте 1906 был повешен рабочими на даче в Озерках близ С.-Петербурга.
После окт. 1917 значительные группы верующих стремились согласовать с советской властью свои религиозные взгляды на основе идей XС. Подобные тенденции способствовали появлению в 1920-х гг. ряда мелких образований («Живая церковь», «Союз церк. возрождения», «Союз общин древле-апостольской церкви» и др.), известных под общим назв. «обновленчество». Сторонники согласования христианства и социализма из числа обновленцев пытались приспособить деятельность церкви к условиям советской власти, демонстрировали свое лояльное к ней отношение. В целом это движение, поддерживаемое (гласно и негласно) властью, не приняло больших размеров и со смертью наиболее видного деятеля обновленчества - главы «Союза древлеапостолькой церкви» А. И. Введенского (1888- 1946) окончательно ликвидировалось. В СССР тенденции к согласованию своих религиозных взглядов с социализмом наблюдались, особенно после Вел. Отечественной войны 1941-45, и среди приверженцев нехристианских религий - ислама, иудаизма, буддизма и др.
В России, при всей эфемерности организационных структур XС, разработка его идеологии имеет определенную традицию. Этим занимались некоторые представители отечественной религиозной философии кон. 19 - нач. 20 вв. Причины появления и особенности идей XС в России на стыке веков обусловлены социально-политической ситуацией в стране. В предреволюционное время русское самосознание испытывало беспокойство, тревожные предчувствия и ожидания. Увлечение марксизмом для части интеллигенции обернулось разочарованием: для них идеал марксистов («царство свободы») обнаружил свою недостижимость в реальном мире, а методы их действий были признаны односторонне жестокими и негуманными. Переболев марксизмом» и воздав должное его противостоянию социальной несправедливости, некоторые русские религиозные философы (С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Г. П. Федотов и др.) стремились осуществить и одухотворить искомое социальное переустройство благодаря «бродилу» христианства. Идейное наследие каждого из них имеет свои особенности, у них наблюдается разная степень близости к социализму и разная по продолжительности «верность» ему. Так, Федотов всю жизнь сохранял приверженность идеалам XС и в одной из последних работ упрекал Бердяева за то, что тот не желал искать «вместе с современными социалистами нового сочетании начал личной свободы и обществ, регламентации».
Но, несмотря на подобные различия, все они разделяли на разных этапах своей идейной эволюции ряд сходных принципиальных положений (антикапитализм, при сохранении частной собственности; приоритет духовных преобразований; признание справедливости идеалов социализма и одновременное несогласие с идеей классовой борьбы и т. д.). Показательным в этом плане является творчество Булгакова, который постепенно пришел к мысли, что марксистская экономическая доминанта является однобокой и лишена нравственной почвы., Вместе с тем убежденное неприятие капитализма - эксплуататорского, эгоистического, бездушного - свойственно ему во все периоды жизни, В работе «Неотложная задача (О Союзе христианской политики)» (1905), явившейся программным док-том несостоявшейся организации «Союз христианской политики», Булгаков отвергал капитализм, поскольку «он основан на насилии и неправде, подлежащих устранению». Те же идеи мыслитель развивал в 1917, будучи уже приверженцем ортодоксального православия: «Если по духовной природе своей капитализм в значит, мере является идолопоклонством, то по своему обществ, значению для соц. жизни он покрыт преступлениями, и история капитала есть печальная, жуткая повесть о человеческой бессердечности и себялюбии» (Булгаков С. Н. Христианство и социализм // Героизм и подвижничество. М„ 1992. С 243).
При всей значительности эволюции историософских взглядов Булгакова, он неизменно оставался, по его выражению, «на стороне труда», искал для народа пути к справедливости и духовному просветлению. Именно с этой целью он разрабатывал во многом новую для русской религиозной мысли проблематику, ставил задачу религиозной интерпретации актуальных политических, социологических и экономических вопросов. «Христианство, - подчеркивал Булгаков, - должно взаимодействовать с социологией, политической экономией и политикой» (Вопросы жизни. 1905. Март. С. 400-01). В ст. «Карл Маркс как религиозный тип», философ подчеркивал, что «социализм ищет осуществления правды, справедливости и любви в обществ, отношениях», однако в марксизме доминирующую роль играет классовая ненависть, эгоизм, «отрицание общечеловеческих ценностей и общеобязательных норм за пределами классового интереса» (Там же. С. 101 - 02). Чтобы преодолеть «самообольщение социализма, ослепленного своими чаяниями», дать ему недостающую духовную основу, избавить от мещанства («буржуазности») и антихристианской направленности, Булгаков, освободившись от социалистических увлечений, делал вывод, что «только церковь может ставить себе и способна разрешить задачу, за которую берется социализм, задачу объединения и организации человечества на основе благодатных даров, данных Спасителем, на основе любви к Нему, одновременно и личной, и общей». (Булгаков С. Н. Церковь и культура. Булгаков С. Н. Два града: Исследования о природе обществ, идеалов. М., 1911. Т. 2. С. 307).
Сходные идеи развивал Бердяев, взгляды которого претерпели аналогичную эволюцию. Важнейшую роль в его философии играла проблема свободы во всех ее проявлениях: в творчестве, культуре, индивидуальной и обществ, жизни, в освободительных национальных движениях. В решении этой проблемы, как и всех историософских вопросов, Бердяева интересовала нравственная сторона. Порвав с марксизмом, он отверг марксистскую классовую концепцию и предложил другую, духовную стратификацию, имевшую целью защиту не той или иной социальной группы, а абсолютной духовной истины. Философ выступал за объединение всех положительных духовных, христианских сил против сил антихристианских и разрушительных. Это объединение должно начаться «с покаяния и с искупления грехов, за которрые посланы нам страшные испытания. Виновны все лагери и все классы» (Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990. С. б). Подобный подход предопределил его отношение к капитализму, социальной революции. Бердяев критиковал все социально-экономические структуры, основанные на эксплуатации и ограничении свободы личности, особенно капитализм и лицемерие буржуазной демократии. Поэтому революцию в России он считал неизбежной и справедливой, хотя и полагал, что «в революции будет истреблена свобода и что победят в ней экстремистские и враждебные культуре и духу элементы».
Революция предстает лишь отражением существующего зла и греха, ей следует противопоставить более содержательную и богатую альтернативу - духовное творчество, нравственное совершенствование на основе реформированного православия. В этом, по мысли Бердяева, залог грядущего обновления общества.
Для философско-социологической системы Бердяева центральным в понимании социализма является констатация противоречия между начально принятой идеей («в коммунизме есть христианская правда») и ее плохим воплощением. На деле социализм предстает в виде особой демонической религии со своими святыми («пролетариат»), учением о грехопадении (появление частной собственности), культом жертвенности («во имя грядущих поколений»), обещанием некоего «земного рая». Признавая безусловный приоритет соц. форм перед личностью и подменяя высокие духовные вопросы заботой о материальном довольстве, марксисты, по мнению Бердяева, превращаются в «буржуа», а социализм - в царство гипертрофированного мещанства. Такое понимание укреплялось у философа в ходе его эволюции от социал-демократии к либерализму, к увлечению идеями кадетов. Высланный в сент. 1922 за границу, Бердяев мог судить о реальной практике социализма, о советской власти, которую он больше всего критиковал за «буржуазные» пороки (обезличивание работника, неравенство, принцип распределения по труду и т. д.). Поэтому «осуждение церковью капиталистического режима, признание церковью правды социализма и трудового общества» теряло при советском режиме для Бердяева свою «великую правду» (Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 147-48).
Более последовательным в своих симпатиях к идеям социализма был Г. П. Федотов. Всю свою жизнь он сохранял приверженность социалистическим идеалам, идеалам XС, стараясь найти оптимальное сочетание личной свободы и «общественной регламентации». При этом мыслитель стремился «внести разумность в хозяйственный хаос и справедливость в мир, где эксплуатация и борьба классов» (Федотов Г. П. Судьба и грехи России: В 2 т. СПб., 1991. Т. 1.С.21.). Как и его старшие единомышленники, на всем пути от марксистского до религиозного миропонимания он неизменно выступал защитником угнетенных и врагом социальной несправедливости, деспотизма. С определенной надеждой Федотов встретил Октябрьскую революцию 1917. В одной из статей 1918 он писал: «Мы верим и знаем: в социализме живет вечная правда, всего смысла котрой он еще сам не постигает. Человечество должно воплотить в жизнь свое умопостигаемое богатство. Лазарь должен сойти со своего гноища, чтобы занять свое место рядом с облаченным в порфиру» (Там же. С. 40-41). При всех надеждах на установление по-христиански понятого социализма мыслитель видел угрозу извращения здоровых нравственных начал, исходившую от свергнутого капиталистического общества, отравившего трудящиеся массы «ядом подлинно буржуазной, мещанской жадности». Выход из кризиса - в религии, церкви, способных верой озарить сознание трудящихся, зажечь сердце для возрождения.
В общественной и духовной жизни России определенное воздействие идей XС наблюдалось и в последующие десятилетия, вплоть до наших дней. Особенно зримо оно сказывается на активности некоторых радикальных православных деятелей, сотрудничающих с левыми силами, коммунистами, участвующих вместе с ними в манифестациях, митингах, других протестных акциях. Ссылаясь на практику первонач. христианства, на некоторые евангельские положения, направленные против богатства, тунеядства и т. д., на коллективистский хозяйственный опыт ранних христианских общин, эти деятели считают, что будущее России в XС, т. е. в социализме с Богом.
В постсоветской России идеи социализма довольно популярны среди верующих. Результаты многолетнего мониторинга, проводимого Исследовательским центром «Религия в современном обществе» Института комплексных соц. исследований РАН, свидетельствуют, что из пяти основных идейно-политических течений современной России коммунистам, идеология по своей популярности занимает 2-е место (после доктрины самостоятельного «русского пути» общественного развития) среди верующих, аналогичная же позиция свойственна избирательным предпочтениям верующих. При этом организации XС в современной России не получили распространения.
Общественная мысль России XVIII- начала XX века. Энциклопедия. Отв. ред. д. и. н., проф. В. В. Журавлев.
Сейчас в полемиках часто приходится слышать, дескать, "СССР развалился" потому, что ему не хватало "духовных скреп".
Поэтому надо строить "православный социализм".
На этом коне "гарцует" кургенянская секта, "коммунист" Зюганов нашел подобие в Моральном кодексе строителя коммунизма и в Нагорной проповеди, а персонажа древнесемитской мифологии Иисуса Христа объявил "первым на Земле коммунистом".
Находясь под подобной пропагандой многие люди, симпатизирующие социализму, и верующие и неверующие, стали вслед за этими жуликами повторять мантры о "православном социализме". Дескать, вот возьмем на вооружение "традиционные православные ценности" перевоспитаем ими общество, особенно капиталистов, и социализм построится сам собою "эволюционным путем".
Конечно же подобные "размышлизмы" нелепы в своей сущности.
Капиталист, владеющий средствами производства и эксплуатирующий на них наемных рабочих, весь одухотворенный "традиционными православными ценностями", мчатся с остервенением за прибылью будет теперь "на духовной основе".
Ну а поскольку его прибыль определяется и находится в прямой зависимости от степени эксплуатации трудящихся, то эти "ценности" капиталисту, как мертвому припарка. Они будут нужны только для трудящихся, чтобы они с "христианским терпением" принимали свою участь. И тут попища как раз и нужны, чтобы "проповедовать" терпение и смирение.
Но, если кто думает, что тема "христианского социализма" новое прогрессивное изобретение, то тот глубоко ошибается. Это "унылое гуано" давно рассматривалось еще Марксом и Энгельсом, например в "Манифесте коммунистической партии". Цитирую:
"Если феодалы доказывают, что их способ эксплуатации был иного рода, чем буржуазная эксплуатация, то они забывают только, что они эксплуатировали при совершенно других, теперь уже отживших, обстоятельствах и условиях. Если они указывают, что при их господстве не существовало современного пролетариата, то забывают, что как раз современная буржуазия была необходимым плодом их общественного строя. Впрочем, они столь мало скрывают реакционный характер своей критики, что их главное обвинение против буржуазии именно в том и состоит, что при ее господстве развивается класс, который взорвет на воздух весь старый общественный порядок. Они гораздо больше упрекают буржуазию в том, что она порождает революционный пролетариат, чем в том, что она порождает пролетариат вообще. Поэтому в политической практике они принимают участие во всех насильственных мероприятиях против рабочего класса, а в обыденной жизни, вопреки всей своей напыщенной фразеологии, не упускают случая подобрать золотые яблоки и променять верность, любовь, честь на барыш от торговли овечьей шерстью, свекловицей и водкой. Подобно тому как поп всегда шел рука об руку с феодалом, поповский социализм идет рука об руку с феодальным. Нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок. Разве христианство не ратовало тоже против частной собственности, против брака, против государства? Разве оно не проповедовало вместо этого благотворительность и нищенство, безбрачие и умерщвление плоти, монастырскую жизнь и церковь? Христианский социализм – это лишь святая вода, которою поп кропит озлобление аристократа. "
Не надо вводить себя в заблуждение буржуазной пропагандой "христианского социализма". Это мошенническая манипуляция сознанием эксплуатируемого пролетариата, практикующаяся попами и прочими проходимцами, включая политических, в интересах эксплуататоров-буржуазии.
Социализм и далее коммунизм - это наука, материализм, атеизм, это светское общество, опирающееся в своей деятельности исключительно на достоверные знания, которые может предоставить исключительно научный метод изучения мироздания.
Сам же социализм (коммунизм) лишены какого-либо идеализма.
Их отличие от капитализма имеет совершенно материальный признак:
ЗАПРЕТ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА И ОБОБЩЕСТВЛЕНИЕ ВСЕХ СРЕДСТВ ПРОИЗВОДСТВА.
Т.е., ликвидация самого механизма эксплуатации человека человеком. При этом ликвидируется капиталист, как класс, тем самым исключаются антагонистические противоречия в обществе, свойственные капитализму, между трудом и капиталом, ибо всякий зарабатывает себе на жизнь своим трудом и никто - капиталом .
Это и есть настоящий социализм, а не фальшивый "христианский".
Исторически легко понять неприязнь церкви к любым формам экономической свободы и политического либерализма. Либерализм есть цветок того рационалистического просвещения, которое нанесло смертельный удар по старому положению церкви, которое дало начало современной исторической критике. Именно либерализм подорвал могущество классов, которые веками были тесно связаны с церковью. Он преобразил мир сильнее, чем когда-либо это сделало христианство. Он вернул человечность миру и жизни. Он разбудил силы, которые пошатнули основы инертного традиционализма, на котором покоились церковь и вера. Новое видение мира доставило церкви немало тревог, и она все еще не приспособилась даже к внешним проявлениям современности. Конечно, священники в католических странах спрыскивают святой водой вновь уложенные железнодорожные пути и турбины новых электростанций, но верующий христианин все еще внутренне содрогается перед работой цивилизации, которую его вера не может охватить. Церковь противостоит духу современности и самой современности. Нет ничего удивительного в том, что церковь стала союзником тех самых сил, которых гнев побуждает разрушить этот чудесный новый мир, что она лихорадочно обследовала весь свой богатый арсенал в поисках средств для отрицания труда и богатства. Религия, которая называет себя религией любви, стала религией ненависти в мире, который кажется созревшим для счастливой жизни. Возможные разрушители современного общественного строя могут рассчитывать на содействие христианства.
Трагично, что как раз величайшие умы церкви, понявшие значение христианской любви и действовавшие по любви, приняли участие в этой работе разрушения. Действовавшие с истинно христианским милосердием священники и монахи, которые несли службу, и учили в госпиталях и тюрьмах, и знали все, что можно знать о страдающем и грешном человечестве, первыми попались на приманку нового евангелия разрушения общества. Только "прямая прививка" либеральной философии могла бы сделать их невосприимчивыми к заразе гнева, который обуревал их подопечных и к тому же находил оправдание в Евангелиях. Они превратились в опасных врагов общества. Из труда милосердия возникла ненависть к обществу.
Многие из этих эмоциональных оппонентов либерального экономического порядка быстро остановились в своем противостоянии. Многие, однако, стали социалистами -- конечно, не атеистическими социалистами, как пролетарские социал-демократы, а христианскими социалистами. Но христианский социализм есть все тот же самый социализм.
Социализм заблуждался, когда искал предтеч в общинах первохристиан. Даже "потребительский коммунизм" этих общин исчез, когда ожидания прихода Царства Божия начали отступать на задний план. И социалистические методы производства не пришли ему на смену. То, что производил христианин, было произведено индивидуумом в его собственном хозяйстве. Пожертвования в пользу бедных и на общие нужды, добровольные или принудительные, делались членами церковной общины, которые трудились самостоятельно и с помощью собственных средств производства. Отдельные случаи социалистического производства в христианских общинах первых столетий могли иметь место, но документальных подтверждений тому нет. Нам не известен ни один учитель христианства, который бы советовал поступать так. У апостолов и отцов церкви мы часто встречаем призывы вернуться к коммунизму первых церковных общин, но речь идет всегда о потребительском коммунизме. Они никогда не советовали организовать производство по-социалистически .
Лучшие из проповедей коммунизма принадлежат Иоанну Златоусту. {Иоанн Златоуст (3457--407) -- константинопольский патриарх с 388 по 404 г., видный идеолог раннего христианства. Его проповеди и завоеванная у горожан популярность вызвали недовольство светских властей, добившихся его низложения и ссылки. Впоследствии причислен к лику святых.} В одиннадцатой проповеди, посвященной деяниям апостолов, святой прославляет потребительский коммунизм первых христианских общин и со всем жаром красноречия призывает вернуться к нему. Он превозносит эту форму коммунизма не только с помощью ссылок на апостолов и их современников, но пытается и рационально обосновать преимущества коммунизма, как он их понимал. Если бы все христиане Константинополя передали свою собственность в общее пользование, тогда всего стало бы так много, что каждый бедный христианин был бы накормлен, и никто не страдал бы от нужды, потому что расходы на совместную жизнь намного меньше, чем расходы на семейное хозяйство. Здесь святой Иоанн обращается к аргументам вроде тех, которыми сегодня доказывают преимущество домов с одной кухней или с коммунальными кухнями, приводя расчеты, насколько экономно совместное ведение домашнего хозяйства и приготовление пищи. Расходы, говорит отец церкви, не будут велики, а обильные запасы, полученные от объединения семейных кладовых, окажутся неисчерпаемыми, особенно если милость Господня к верующим от этого возрастет. Более того, каждый вновь пришедший добавит еще что-то к общим запасам . Как раз эти трезвые детальные подсчеты показывают, что Златоуст имел в виду только потребительский коммунизм. Его замечания об экономических преимуществах объединения, вершиной которых является утверждение, что разделение на части ведет к умалению, а объединение и сотрудничество -- к возрастанию благосостояния, делают честь экономической интуиции автора. Но в целом его предложения демонстрируют полное непонимание проблем производства. Его мысли направлены исключительно на потребление. Он никогда и не задумывался над тем, что производство предшествует потреблению. Все блага следовало передать в общину. Возможно, по примеру Евангелий и Деяний апостолов Иоанн Златоуст предполагал их продажу, после чего община приступает к совместному потреблению. {Согласно Евангелию от Матфея, на вопрос юноши, что сделать доброго, чтобы обрести вечную жизнь, Иисус, в частности, ответил: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим" (Гл. 19, Ст. 21). Аналогичны места в Евангелии от Марка (Гл. 10, Ст. 21), в Евангелии от Луки (Гл. 18, Ст. 22). В Деяниях святых апостолов говорится об уверовавших в Христа: "Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого" (Деяния , Гл. 2, Ст. 44--45)} Он не сообразил, что так не может продолжаться вечно. Он полагал, что собранные воедино миллионы -- по его оценкам, величина совокупного богатства должна была составить от одного до трех миллионов фунтов золота -- не могут быть исчерпаны. Похоже, что экономические прозрения святого шли не дальше, чем мудрость наших политиков, когда они пытаются перестроить всю национальную экономику по образцу системы благотворительной помощи.
Святой Иоанн Златоуст поясняет, что миряне боятся предлагаемого им перехода к коммунизму больше, чем прыжка в море. Но и церковь вскоре отбросила коммунистические идеи. Монастырское хозяйство нельзя рассматривать как образец коммунизма. Монастыри, которым не хватало частных даяний, обычно жили за счет десятины и арендных платежей, а также других доходов от собственности. Очень редко работали сами монахи как члены чего-то вроде производственного кооператива. В целом монастырская жизнь есть идеал, доступный для очень немногих, а монастырское производство не может рассматриваться как образец для всего народного хозяйства. Социализм же есть всеохватывающая система хозяйства.
Христианский социализм своими корнями не связан ни с первоначальной, ни со средневековой церковью. Только в XVI веке христианство, обновленное войнами за веру, начало воспринимать идеи социализма, хотя очень медленно и не без сильной оппозиции.
Современная церковь отличается от средневековой тем, что должна непрерывно вести борьбу за существование. Господства средневековой церкви никто не оспаривал; все, что человек думал, писал или учил, имело своим источником церковь и, в конце концов, к ней же и возвращалось. Духовное наследие классической античности не смогло пошатнуть ее господства, поскольку поколение, воспитанное на феодальных концепциях и идеях, не способно было понять полное значение этого наследия. Но по мере того как развитие общества продвигалось к большей рациональности мышления и действия, попытки людей стряхнуть оковы традиционного понимания последней истины бытия становились все более успешными. Возрождение нанесло удар по корням христианства. Опиравшееся на античную мысль и античное искусство, оно прокладывало для людей пути от церкви или, по крайней мере, мимо нее. Вовсе не намереваясь идти против течения, церковники оказались самыми ревностными протагонистами нового духа. В начале XVI века никто в Европе не был более далек от христианства, чем сама церковь. Казалось, что уже пробил последний час старой веры.
Но началось великое попятное движение, христианское контрнаступление. Оно шло не сверху, не от князей церкви и не из монастырей, на деле оно вообще не имело своим источником церковь. Оно надвинулось на церковь извне, из глуби народной, где христианство еще оставалось движущей силой. Нападение на умирающую церковь с целью ее реформирования шло снизу и извне. Реформация и контрреформация -- два великих воплощения церковного возрождения. Они различаются по своим началам и путям, по формам богослужения и доктринам, и прежде всего по государственным и политическим предпосылкам и достижениям, но они едины в своих конечных целях: еще раз утвердить мировой порядок на Евангелиях, восстановить веру как силу, контролирующую умы и сердца людей. Это величайшее из известных в истории восстание веры против мысли, традиции против философии. Его успехи были велики, и оно создало то христианство, которое мы знаем сегодня, нашедшее место в сердце индивидуума, контролирующее совесть и успокаивающее душу. Но полной победы не получилось. Удалось избежать поражения -- падения христианства, но противник не был уничтожен. С XVI века эта борьба идей идет, почти не прекращаясь.
Церковь знает, что не может победить, пока не перекроет тот источник, из которого ее противники черпают вдохновение. До тех пор, пока рационализм и духовная свобода продолжают существовать в экономической жизни, церкви никогда не удастся стреножить мысль и направить интеллект в желаемом направлении. Чтобы преуспеть в этом, ей следовало бы сначала достичь господства во всех видах человеческой деятельности. Значит, она не может удовлетвориться положением свободной церкви в свободном государстве; она должна стремиться к господству над государством. И римское папство, и национальные церкви протестантизма сражаются за такое господство, которое позволило бы им управлять всеми мирскими делами в соответствии со своими идеалами. Церковь не может терпеть рядом с собой другой духовной власти. Каждая независимая духовная власть является вызовом ей, угрозой, которая усиливается одновременно с растущей рационализацией жизни.
В условиях анархического способа производства людские души также не признают никакого господства над собой. В наши дни господство над душами может быть достигнуто лишь путем установления господства над производством. Все церкви достаточно давно смутно понимали это, но ясное осознание пришло только тогда, когда социалистическая идея, возникшая из других источников, дала о себе знать как о могущественной и быстро растущей силе. Только тогда до церкви дошло, что теократия возможна лишь в социалистическом обществе.
В одном случае эта идея уже была реализована. Общество Иисуса создало замечательное государство в Парагвае, которое прелестно оживило схематические идеалы республики Платона. Это уникальное государство процветало более столетия и было насильственно разрушено внешними силами. {Иезуитское государство в Парагвае просуществовало с 1610 по 1768 г. Средства производства здесь считались принадлежащими Иезуитскому ордену, а работающие на них индейцы были низведены до положения рабов. Опасаясь чрезмерного усиления иезуитов, испанские власти изгнали орден Иисуса из всех американских владений Испании, в том числе и из Парагвая, в 1768 г.} Совершенно ясно, что иезуиты не ставили на этом обществе социальный эксперимент и что они не имели в виду создать образец для других обществ мира. В конечном счете, в Парагвае они осуществили то самое, к чему безуспешно (из-за сильного сопротивления) стремились везде. Они пытались поставить мирян, как больших детей, нуждающихся в опеке, под благодетельный контроль церкви и ее ордена. Ни орден иезуитов, ни какая-либо другая церковная организация с тех пор и не пытались повторить ничего похожего на парагвайский эксперимент. Но вполне ясно, что не только римская католическая церковь, но и все западные церкви стремятся к той же цели. Уберите препятствия, которые церковь встречает сегодня на своем пути, -- и ничто не предотвратит повторения парагвайских достижений повсюду.
То, что церковь, вообще говоря, относится к социалистическим идеям отрицательно, не опровергает истинности этих аргументов. Она противостоит любому социалистическому проекту, если он не имеет своей основой церковь. Церковь против социализма, если он будет осуществлен атеистами, потому что тогда будут уничтожены основы ее существования. Но она не имеет ничего против социалистических идеалов, если устранена угроза атеизма. Прусская церковь возглавляет прусский государственный социализм, а Римская католическая церковь повсюду преследует свои особые идеалы христианского социализма.
Перед лицом всех этих несомненных фактов может показаться, что на заданный прежде вопрос должен быть дан только отрицательный ответ: невозможно примирить христианство со свободным экономическим порядком, основанным на частной собственности на средства производства. Кажется, что живое христианство не способно ужиться с капитализмом. Христианство, как это уже было с восточными религиями, должно либо уйти само, либо преодолеть капитализм. А в битве против капитализма сегодня нет более эффективного боевого клича, чем социализм, -- ведь идея возвращения к средневековому общественному порядку мало популярна.
Но возможно и другое развитие. Нельзя с определенностью предсказать, как изменятся в будущем церковь и христианство. Папство и католицизм сегодня сталкиваются с проблемами несравненно более трудными, чем те, которые они решали тысячелетия. Самому существованию вселенской церкви угрожает шовинистический национализм. Благодаря утонченному политическому искусству католицизм смог сохранить свои принципы во всех бурях национальных войн, но нынче он должен с каждым днем все яснее сознавать, что его выживание несовместимо с идеями национализма. Если только он не готов исчезнуть и уступить место национальным церквам, католицизм должен вытеснить национализм с помощью идеологии, которая позволит народам совместно жить и мирно трудиться. На этом пути церковь неизбежно должна стать союзницей либерализма. Никакая другая доктрина здесь не поможет.
Если римской церкви суждено найти выход из кризиса, в который ее вверг национализм, она должна быть основательно перестроена. Вполне возможно, что эта трансформация и реформация церкви приведут ее к безусловному признанию незаменимости частной собственности на средства производства. В настоящее время она все еще далека от этого, как свидетельствует недавняя энциклика "Quadragesimo anno". {Папские энциклики (послания всем верующим католикам) принято именовать по первым словам. В ознаменование сорокалетия энциклики "Rerum Novarum" опубликована "Quadragesimo anno" ("В сороковой год"), повторяющая те же положения, однако содержащая более резкую критику социализма и коммунизма и в то же время положительно оценивающая идеи корпоративного строя, пропагандируемые фашизмом. Энциклика "Rerum Novarum" ("О новых вещах") -- программный документ католицизма по социально-экономическим вопросам. В нем частная собственность объявлена "божественным правом", а социализм -- "фальшивым лекарством". В то же время в этой энциклике содержатся призывы к социальным реформам во Имя справедливости, приветствуются христианские профсоюзы.}
