Не спешите презирать бомжей... Бомжом стать проще, чем вы думаете. Расскажу печальную историю одного бомжа, которую мы со Львом Мышкиным услышали сегодня вечером.
Мы спокойно стояли у Казанского Собора и обсуждали последние новости, когда к нам подошёл классический седобородый петербугский пахучий бомж с просьбой выдать ему десять рублей на поправку здоровья. Если вы знакомы с Князем, вы уже догадываетесь, что произошло дальше.
Конечно же, Князь торжественно вручил бомжу пятьсот рублей, чтобы тот мог сегодня по-человечески выпить и закусить, а также с искренним участием в голосе пожелал узнать, что же довело явно интеллигентного человека до такой жизни.
Пересказываю вам поучительную историю падения этого бедолаги.
Ещё каких-то пятнадцать лет назад сей бомж был не бомжом, а вполне себе успешным и уважаемым человеком: преподавателем матанализа в одном из престижных петербургских вузов. Зарплата у него была небольшой, но зато он мог брать взятки с нерадивых студентов: юноши платили ему деньгами или спиртным, а студентки, в зависимости от их внешних данных, или деньгами или поцелуями.
Жил Иван Николаевич - так я буду называть нашего героя - в собственной небольшой квартире совершенно один, если не считать верного породистого пса, который был единственным другом преподавателя.
Однажды вечером, стоя на остановке и потягивая свое законное утреннее пиво, Иван Николаевич допустил оплошность: случайно прожег сигаретой куртку дамы, которая вместе с ним пряталась на остановке от дождя в ожидании троллейбуса.
Дама вначале было раскричалась, но когда поняла, что Ивану Николаевичу глубоко наплевать на все её предметы гардероба вместе взятые, притихла, многозначительно поглядела хулигану прямо в глаза, и шипящим зловещим шёпотом выдала угрозу: «Тебя Б-г покарает».
Будучи атеистом до мозга костей, Иван Николаевич угрозу начисто проигнорировал. Однако кара небес настигла маловера уже через несколько дней: на очередной вечерней прогулке его пес отбежал в дальний конец пустыря, коротко взвизгнул там и вернулся к хозяину... весь перепачканный в зеленой краске.
Напомню: зарплата у Ивана Николаевича была небольшой, и лишних денег у него никогда не водилось. Поэтому, дабы пёс не испачкал краской ковры и обои, Иван Николаевич решил оставить пса переночевать на пустыре, а утром, когда краска подсохнет, прямо на улице выстричь ножницами всю испачканную шерсть. Собственно, именно так Иван Николаевич и поступил.
В этот момент судьба нанесла преподавателю первый серьёзный удар. Выйдя на пустырь утром следующего дня он обнаружил там полное отсутствие своей собаки. Забегая вперёд, скажу, что расклейка объявлений и прочие поисково-спасательные меры успехом не увенчались: пёс исчез навсегда.
Примерно через неделю, когда преподаватель уже начал понимать, что собака потеряна навсегда, он снова увидел в троллейбусе ту самую женщину-пророчицу. Ярость вскипела у него в жилах, он проследовал за женщиной до её остановки и на пустынной улице набросился на даму с кулаками, требуя или вернуть собаку или заплатить ему денежную компенсацию за породистого пса.
Возможно, кончилось бы всё совсем плохо, но женщина, к счастью, оказалась вооружена перцовым баллончиком, который она, уже лёжа на асфальте, и применила против обезумевшего от горя агрессора.
Иван Николаевич пострадал очень сильно: он получил ожог лёгких и провалялся в больнице целых два месяца. Вдобавок во время последовавших разбирательств выяснилось, что Иван Николаевич ошибся: это была совсем посторонняя дама, которой он ничего сигаретой не прожигал, и которая только что вернулась в Петербугр из какого-то монастыря.
На его счастье дама оказалась глубоко православной: она не только не стала подавать на Ивана Николаевича заявление в милицию, но и носила ему все эти два месяца в больницу пирожки и прочие столь необходимые больным гостинцы.
Это был второй удар судьбы.
Оправившись от ожога лёгких, Иван Николаевич снова начал преподавать свой матанализ. Слухи в институте распространились, и на него начали посматривать косо. Во время же наступившей сессии случилось страшное.
Один из нерадивых студентов, которому Иван Николаевич влепил на экзамене вполне заслуженную двойку, тихо наклонился к преподавателю и рассказал, что двойка его не огорчает, так как собаку преподавателя зелёной краской облил именно он, в отместку за вечер любви, к которому Иван Николаевич несколько месяцев назад склонил под угрозой отчисления из вуза подругу этого самого двоечника.
Слова провокатора достигли цели. Кровавые мальчики заплясали в глазах у преподавателя, он могучей рукой отбросил в сторону отделявший его от студента стол и начал так жестоко избивать пакостника, что прежде чем его оттащили от жертвы, успел сломать студенту несколько рёбер.
Само собой, после этого Ивану Николаевичу показали на дверь, и это был третий удар судьбы.
Дальше история Ивана Николаевича не представляет особого интереса. Он с трудом избежал уголовного преследования за нанесение побоев, запил горькую, связался с нехорошими людьми, наделал долгов, продал квартиру, чтобы рассчитаться с долгами… и, конечно же, быстро пропил все вырученные от продажи деньги. Какое-то время он жил в студенческом общежитии, в котором его по старой памяти терпели, но в итоге его вытурили и оттуда.
Последние годы Иван Николаевич бомжует, а единственным человеком из прошлой жизни, с кем он сохранил хоть какие-то отношения, является та самая православная женщина, на которую он тогда напал. Когда ему становится совсем плохо, он знает, что может прийти к ней в гости, чтобы получить тарелку горячего супа и немного денег на лекарства.
Так вот. К чему я всё это пишу.
Сидя за тёплым компьютером легко рассуждать: дескать, бомжи - отбросы общества, и, дескать, если бы я оказался внезапно без квартиры, я бы тут же устроился на работу и начал жить в квартире съёмной. Однако жизнь бьёт нас иногда очень больно, и далеко не у всех хватает душевных сил, чтобы не упасть под её ударами в самую грязь.
Главное для них, как они сами говорят, это «расслабить душу», «вырубиться». Означает это, как правило, одно: выпить много водки. В этом современные БОМЖи, конечно, похожи на героев пьесы «На дне». А вообще на жизнь они смотрят оптимистично. Но как они становятся такими? Жил себе человек – работал, имел семью. И вдруг что-то случилось. Что именно? Почему? Вот реальная история одного БОМЖа.
Сложилось так, что некоторое время назад мне довольно часто пришлось бывать в старом московском «сталинском» доме в центре Москвы. В первых этажах этого дома – продовольственные магазины и ресторан, их служебные помещения выходят во внутренний двор. Сюда, во двор, привозят продукты, разгружают их, выбрасывают отходы и мусор.
Однажды я мимоходом разговорился с уборщиком мусора по имени Константин. Маленький толстенький человечек с усиками. Похож на отставного военного. Манеры и внешность его показались мне интересными. А когда он рассказал мне свою историю, стало понятно, что это наложила на него свой отпечаток сама жизнь. Жизнь, не лишенная трагизма…
Такие дела
Итак: в доме есть большой подвал, длинный, как катакомбы. Цивилизованного мусоропровода нет. Как и во всех элитных «сталинских» домах, мусор выбрасывается прямо из квартиры и летит по тоннелю вниз, но попадает не в специальные баки, как это происходит в современных домах, а просто падает в подвал. Убирать вонючий мусор, выгребать его из подвала – неприятная и тяжкая работа, на которую соглашаются далеко не все. Разве что таджикские гастарбайтеры и… герой нашей истории.
По последним статистическим данным, в России живут 4,2 млн бездомных граждан. Это довольно приблизительный подсчет, так как провести полную перепись лиц без определенного места жительства по понятным причинам было бы затруднительно. Погрешность, по мнению экспертов, следует допускать в сторону увеличения, но и официальная цифра сопоставима с численностью Российской армии.
Раньше мусором занимался официальный работник ЖЭКа, но его выгнали – за то, что он нелегально сдавал подвальные помещения лицам кавказской национальности под склад апельсинов и прочих скоропортящихся продуктов. Жители дома просто не вытерпели присутствия «неспокойного» народа в своем дворе и написали гневное письмо в высшие, скажем так, сферы. Итак, официальный работник был уволен, торговцы тоже исчезли – мусор стало выгребать некому. Это случилось год назад. И тут-то появился Константин. Где-то у кого-то он экспроприировал большую железную тележку и, поселившись в подвале, стал зарабатывать на жизнь.
Основную часть его ежедневного заработка составляет выручка от сдачи пустых бутылок. Их отдает ему уборщик ресторана в обмен на следующую услугу: Константин на своей тележке вывозит на помойку ресторанный мусор.
На бутылках в день Константин зарабатывает около ста рублей. Какие-то копейки платит ему ЖКХ за вывоз (все на той же тележке) мусора из подвала – это обеспечивает Константину и его приятелю-коллеге Саше сравнительно спокойное существование в подвале. Начальству выгодно платить человеку без документов гроши за работу, которая должна оплачиваться довольно высоко.
Кроме того, мясной отдел одного из продовольственных магазинов отдает ему столько мясных отходов, что иногда ему, по его выражению, «от них некуда деваться». Часть они с Сашей съедают сами, часть отдают приятелям – «квартирщикам», как они их называют, то есть – бедным алкоголикам с пропиской. «Квартирщики» приходят из окрестных домов поболтать и выпить с Костей и Сашей водки у них в подвале. Пьют они практически каждый вечер. А выпив – дерутся, вследствие чего их лица часто предстают неразличимым синим месивом. Чаще всего Константин оказывается победителем в этих «битвах за власть в подвале», так как напивается он меньше.
Родился Константин в 1964 году в городке Балахна Горьковской области. В Горьком, по его словам, заочно окончил Государственный военный педагогический институт. Затем – служил-работал в Череповце, Хабаровске, Аяне, Чимкенте. Должность его была – замвоенкома (он руководил мобилизацией и призывом на военную службу). В городе Чимкенте обзавелся семьей. Но не дослужил до пенсии и был уволен. Повадки начальника у него еще сохранились, поэтому он умеет договариваться и производить хорошее впечатление на жэковское начальство. Так, он выпросил оранжевую спецодежду и со стороны выглядит как официальный дворник. Ему дали ключи от подвала, «чтобы не бродил там кто угодно». А бродят всякие. Но как только в подвале появляется кто-то третий (кроме Константина и Александра) – происходит пьяная «битва за власть», и их снова остается двое.
Главное же для них, как они сами говорят, это «расслабить душу», «вырубиться». Означает это, как правило, одно: выпить много водки. В этом они, конечно, похожи на героев пьесы «На дне». А вообще на жизнь они смотрят оптимистично, хотя Саша иногда грозит повеситься.
Камнем на дно
Жил себе человек – работал, имел семью. И вдруг что-то случилось. Константин считает, что все у него пошло наперекосяк после увольнения из армии. О причинах увольнения говорит каждый раз по-разному. «Попал под сокращение в армии», - отмахнулся в первый раз. А через несколько дней, будучи в подпитии, рассказал романтическую историю о том, как жена устроила у него на работе разборку с его очередной любовницей. За подлинную историю увольнения, кажется, можно принять нижеследующий рассказ.
Межрегиональная сеть «За преодоление социальной исключенности» выпустила портрет среднего российского бездомного. Оказалось, что живущие на улицах люди сильно отличаются от тех, кто жил на них же 10 лет назад. Изменился не только уровень образования или возраст бездомных, но и причины, по которым они оказались без жилья.
«Ну, меня водка загубила. Там райцентр, где я в военкомате служил, он состоит из офицеров военкомата, работниц военкомата, значит, пограничная застава там, рыбаки и золотари. Так у них какой режим? Что моряки – уходят постоянно в море, что золотари – они шесть месяцев работают, шесть месяцев отдыхают. Когда они возвращаются, у них, короче там, местный кабачок (усмешка) переходит на круглосуточный режим работы. Ну и, соответственно, получилось так, что они вернулись и начали кутить эти деньги. Я был заместителем военкома, уважаемый человек, как говорится, причем молодой, вот, ну они меня и втянули в свой круг.
И получилось, что мы сидели в кабаке, прибегает посыльный с военкомата: так и так, вот, дежурный сказал, комиссия вообще-то летит на Камчатку с Хабаровска, очень представительная комиссия – кадровик, военком сам, с округа товарищ. Говорит: в четыре часа утра они решили сделать нам посадку. А я – уже хороший, вот. Ну и встретил я комиссию. Такая комиссия раз в десять лет прилетает туда, в этот отдаленный поселок, понимаешь, а я пришел на парах (с грустью , - А.П.). Мне сказали: "Пиши рапорт. Так выгонять не будем. Пиши по собственному желанию". Да. Ну все, уволили. Квартира была служебная. В Череповце я свою квартиру продал. А там была служебная квартира – пока служишь, она твоя. Я два года до пенсии не дослужил. Потому что я служил постоянно год за два, год за три. Я бы в тридцать два года уже имел бы право на пенсию – то есть увольняешься и получаешь деньги. И квартиру».
Незадолго до этого Константин покинул, поссорившись с женой, семью. «В принципе было возможно вернуться к жене, - говорит он. - Но там… В общем-то, еще обида не прошла. Завел другую подругу, уже вроде как собрались расписываться, туда-сюда, ну а потом я понял, что это не то...»
Далее биография Константина выглядит так. После увольнения он поехал в Тулу, где жила его сестра. Стал работать экспедитором (развозить йогурты) под началом мужа сестры. Однако через некоторое время поссорился с ним. Вот что Константин сам об этом сообщает: «Он вообще такой по характеру: чего, мол, ты приехал?. У него двое детей тоже, и некоторые нелады были – долги были – коттедж строил и прогорел там на каком-то своем бизнесе. Ну и, соответственно, нервная обстановка: он и на сестру орал постоянно, я ее защищал… Сцепились с ним. А потом... Он сам поехал в Москву по делам, привез товар. А товар-то скоропортящийся – тем более летом (молочная продукция). А расставить он был не в состоянии, потому что вся сеть магазинов и все отношения с заведующими были мои... Ну и, соответственно, убыток ему принес. Развернулся и уехал... без копейки денег».
После этого он поехал в Коломну, где на пару с каким-то украинцем снимал квартиру, за которую как-то раз не сумел расплатиться: «Тоже меня один товарищ пригласил жить к себе. Он снимал квартиру, а сам – с Украины. Мы жили, он там по-своему крутился, я на автостоянке работал. Он каждый месяц говорил: давай, мол, половину я плачу, половину – ты, я отнесу. Ну он с хозяином общался, он же и раньше там жил. Потом уехал, ни слова не говоря. Ну и пришли крутые ребята, начали меня буцкать. Оказывается, он почти год не платил вообще. Счет поставили. Ну морда не резиновая».
В результате герой остался без документов (его паспорт до сих пор лежит в качестве залога у хозяина квартиры в Коломне).
Еще снимая квартиру в Коломне, Константин начал работать в Москве (Москва, в его тогдашнем представлении, - самый «житный» город). Он нашел себе местечко на автомобильной стоянке около какой-то гостиницы – мыл машины и тем самым зарабатывал себе на жизнь. Когда ему пришлось окончательно переселиться в Москву, он жил поначалу, как он выражается, «на вагонах», где-то на Рижском вокзале. Мордобой, воровство, но, как сказал Константин, «спать иногда можно».
Однажды Константин нашел на земле в районе автостоянки большой военный нож. Он считает, что нож подбросили работники милиции для завершения какого-то дела. Пока он рассматривал находку, его арестовали (по его словам, милиционеры с готовыми понятыми стояли где-то «за кустами»). В общем, ему «пришили» дело по статье о незаконном хранении холодного оружия. Следствие длилось шесть месяцев, и все это время Костя просидел, как он выражается, «в Бутырках».
Интересно, что «в Бутырках» бывший офицер сразу занял «престижную должность». Он сел, как говорят зеки, «на дороге», то есть передавал письма и посылки из окна по веревочке. А кто сидит на такой дороге, тот и сам все время что-нибудь получает, «что-то все время перепадает».
Туманная даль
Однажды Костя и Саша заработали 200 долларов следующим образом. Некий богатый человек заметил их и свысока предложил выпить. Разумеется, они не отказались. Саша «благородно» пил не пропуская, а Костя высматривал, «что с этого босса можно взять». «Босс» напился довольно быстро, и наши герои «смахнули» 200 баксов. «Ну мы хором пропили все, - говорит Костя. - Сто баксов у нас тоже... Обманули нас на сто баксов. А другие сто баксов с горя пропил». Эти деньги вполне могли стать для Кости базовым капиталом, так как он хочет выбраться из своего нынешнего положения. Почему же он их пропил? «Потому что сто баксов украли - я расстроился».
Что Костя думает о своем положении? Как он – человек не глупый и, в общем-то, не слабый – очутился так низко? «Мне не нравится такая жизнь. Я прошлым летом хорошо зарабатывал. Мне паспорт надо выкупить. Или хотя бы новый сделать. Ты понимаешь, в общем-то, когда я один был, я так запойно не пил, и, допустим, на стройке когда работали (прошлым летом, перед тюрьмой, Константин некоторое время работал с бригадой украинцев-строителей. - А.П.), они тоже не пили… Они приезжают на сезон, за лето зарабатывают деньги (на Украине работы почти нет) и год живут за счет этих денег. Там не пили, а тут-то, понимаешь, состав такой собрался (усмешка), что все пьют, а ты чо, сидеть смотреть будешь, если сам тоже слабоват. Я думаю, этим летом опять найду бригаду какую-нибудь».
Константин планирует заработать деньги и выкупить паспорт, а затем съездить к семье в Чимкент, «посмотреть что и как». Водка ему уже необходима, он пьет каждый день и затрачивает на это большую часть дневной выручки. Костя с полудосадой сказал, оглядывая подвал с целью обратить мое внимание на окружающую обстановку: «Ты тоже пойми, я к таким условиям жизни, допустим, еще не адаптировался полностью. Спать на трубах, как говорится, в холоде, туда-сюда, и, чтобы уснуть, бутылочку надо бы. После рабочего дня тем более». Чтобы перестать пить, как кажется Константину, нужны более цивилизованные условия существования. «И работа цивилизованная: у меня ведь два высших образования».
Стоит добавить, что внутри этого социального типа существует своего рода иерархия. Есть такие бомжи, которые живут одним днем, абсолютно не заботясь о будущем. Костя говорит: «Они вообще не работают. Они питаются подножным кормом, спят на улице. Подвал он и есть подвал, но тут у меня хоть условия – горячая и холодная вода, туалетные принадлежности, есть куда положить вещи, переодеться».
Константин склонен обвинять в своем нынешнем положении внешние обстоятельства – моряков, которые спаивали его, мужа сестры, который ее избивал и выгонял его из дома, мифического украинца, который подставил его перед хозяином квартиры в Коломне и увез все деньги, начальницу ЖКХ, которая хотя и позволяет ему жить в подвале, но платит за вывоз мусора из подвала ничтожно мало... Но и свою несомненную «заслугу» в сложившихся обстоятельствах Константин, конечно, признает – во всяком случае, на словах. Из уже известных читателю фактов жизни этого человека ясно видно: каждый раз, когда у него были нормальные условия существования (работа, семья, квартира), он срывался и «падал» - с каждым разом все ниже и ниже. Так что можно сказать, что он сам виноват. Или – судьба такая… Но человека все равно жалко.
А герои этого очерка в очередной раз были изгнаны из подвала. Ключи от своей тележки (единственного предмета, который оставался еще его собственностью) Константин отдал ресторанному уборщику. На ключах в качестве брелка висит круглый компас – символично.
Все бомжи чем-то похожи друг на друга. А вот становятся бомжами всяк по-разному: волею обстоятельств, волею случая, злой волею извне и из-за отсутствия воли.
К примеру, посадили вас в тюрьму. Ну, не нашлось у вас достаточного количества баков, чтобы подмазать прокурорского следака или судью, дабы он классифицировал ваш проступок статьей, предусматривающей условное наказание. И друзей у вас не оказалось денежных, или оказалось, что у вас вовсе нет друзей. А когда вы освободились, ваша совместная с женой квартира занята уже незнакомыми вам людьми, на проживание коей они имеют законное основание, потому как приобрели ее у бывшей вашей супруги. И вы – бомж.
Или: вы решили купить дачу. Или дорогое авто. Вы взяли в банке ссуду, подписав договор, где в самом конце меленько так было написано, что в случае неуплаты задолженности по кредиту, банк имеет право в судебном порядке отторгнуть у вас жилье, продать его, а денежки изъять в счет погашения вашей задолженности. Потом вас вдруг увольняют с работы, вы залезаете в долги банку, и написанный меленько пунктик срабатывает. Вам достаются от проданной квартиры крохи, потому как она была реализована в два раза ниже рыночной цены, и, прожив эти крохи, вы становитесь, бомжем.
Или вот еще: вы бизнесмен. И вам подворачивается настолько выгодное дельце, что после его реализации вы можете спокойно и безбедно жить еще сто лет. Тем более, что предложение исходит от хорошо знакомого человека (лучшего друга), с которым вы вместе ходили в один детский садик (учились в школе, институте). Да такой шанс выпадает раз в жизни! И было бы крайне глупо не воспользоваться им.
Вы продаете квартиру, вкладываете все свои деньги в выгодное дельце и ждете, когда оно выгорит. Ждете месяц, полгода, год. Но дельце не выгорает. И денежки, вложенные в него, не возвращаются. Ваше ООО вылетает в трубу. И вы остаетесь без работы, квартиры и средств к существованию. Вы – бомж.
Бывает, что люди становятся бомжами по злой воле лихих псевдо риэлторов, коих нынче на рынке недвижимости легион. Вас самым натуральным образом развели, и вы теперь – бомж.
Чаще всего бомжами становятся из-за отсутствия воли. Квартиры пропиваются, проигрываются, большие меняются на меньшие, а меньшие на еще меньшие, покуда в остатке не оcтается ноль. Потому как воли бросить пить или играть на деньги нет никакой.
А есть и такие, кто становится бомжем по собственной воле, то бишь личному хотению.
Был, к примеру, человек, как все. Окончил институт, получил распределение в одно непыльное НИИ, женился. Захирело НИИ уже во времена Елкина, и сотрудники разбежались кто куда. Человек сей с приятелем, инженером-электронщиком, заделались челноками и стали возить на продажу сначала из Польши, а потом из Турции всяческие товары, преимущественно парфюмерию и одежду. Кожаные турецкие куртки и французский парфюм польского разливу шли на ура, и человек с приятелем «поднялись»: стали держать пару киосков на одном из рынков, а потом открыли и небольшой магазинчик. С «крышей» жили дружно, потому как в школьных приятелях у инженера-электронщика был смотрящий по району, где они бизнесменничали. Он, собственно, и крышевал их, получая за присмотр десять процентов от прибыли.
Конечно, приходилось крутиться. Только налоговых отчислений было девятнадцать штук: пожарным, экологам, санэпидемикам, пенсионным фондовикам, социальным страховщикам, водоканальщикам, горводзеленхольщикам, недвижимым и движимым налоговикам, налоговикам прибыльным и налоговикам доходным, защитникам озонной дыры и прочая, прочая, прочая… На них уходило много больше, чем смотрящему с его мифическим общаком. А тут еще жена постоянно теребила: надо то, надо это. В общем, забот хватало.
Конечно, человек этот время от времени выпускал пар. Раз в полгода он набирал водки, пива и уходил в затвор: запирался у себя в кабинете, пил, смотрел «Бригаду», снова пил, спал, похмелялся, смотрел «Ликвидацию», пил, спал. Потом опять похмелялся, снова смотрел «Бригаду» и так дней десять кряду.
Однажды, после очередного выпускания пара, протрезвев, человек взял свой старый рюкзак с оторванным карманом, сунул туда краюху хлеба, палку колбасы, сыру, горсть редиски, которую он очень любил, восьмисотграммовую флягу с водкой под самое горлышко, полотенце, две пары трусов и три пары носков и ушел из дому, оставив жене и дочери записку, чтоб не поминали лихом и не шибко плевались ему во след. И потопал, куда глаза глядят, как незабвенный Лев Николаевич Толстой, то бишь, как зеркало революции духа.
Его, как и Льва Николаевича, неоднократно возвращали домой, даже при помощи участкового, но он все время уходил.
Думаете, то, что я говорю – вымысел? Ан, нет. Я знаю этого человека. Он довольно худ, но на его щеках играет здоровый румянец, заметный даже через щетину. Глаза его излучают какой-то мягкий внутренний свет, а все лицо – благость и покой. Не трудно догадаться, что и на сердце у него покойно, а улыбка на его лице значит, что ему нравится жить. Просто жить.
– Как же ты обходишься без всего, к чему ты привык? Без горячего обеда, телевизора, мягкой постели, ванны, вообще без вещей?
– Все, что мне надо, у меня есть.
Он созерцал жизнь и улыбался.
Улыбался, когда видел траву и деревья, кошек и собак.
Он мог часами смотреть на небо и видел облака, похожие на табун скачущих лошадей, которые вскоре превращались в заснеженные горы, или лица бородатых людей, или в корабли с парусами, или в огромных рыб с выпученными глазами.
Он никуда не торопился и никого не ждал. И никому и ничего не был должен. И ему никто ничего не был должен. Это была настоящая свобода, одна из тех свобод, к которой сознательно или инстинктивно стремятся многие из нас, но не всякий готов принять ее, когда случается такая возможность. Потому что нам легче и понятнее быть рабами сложившихся обстоятельств, надуманных обязанностей, зыбкой морали, посторонних мнений, пустых обещаний, дураков начальников, постылых жен и урчащего желудка.
Иногда я ловлю себя на мысли, что завидую ему. Я потом долго брожу по городу и присаживаюсь на первую попавшуюся скамейку, чтобы передохнуть. Вот и после последней встречи с этим бомжем, я присел на скамейку и в раздумье посмотрел на небо. И увидел облака. Они, и правда, походили на заснеженные горы, застывший морской прибой или рыб, с выпученными глазами...
Припоминается случай, имевший место лет 15 назад. Будучи журналистом провинциальной газеты, автор этих строк, без ложной скромности, поднял на ноги очень замшелого бомжа. Миша Голубов (мир праху) стал чемпионом по инвалидному спорту в регионе, общался с губернатором, женился, получил собственную комнату в коммуналке и… от этого умер. Парадокс.
Мы и бомжи: обреченные жить вместе
Это был не журналистский эксперимент. Думается, на том свете он на меня не обидится — ведь все, что было мной для него сделано, было сделано от чистого сердца и без всяких планов на "отдачу долга". Совершенно случайно мы пересеклись в середине буйных 90-х годов в небольшом городке Поморья. Я зашел в местную рюмочную, так сказать, "попить чайку" после вчерашнего. Прислонился к "стоячему" столику мужичок в жуткой рванине, воняющий свалкой, с костылями: налей, умру! Слово за слово, познакомились. Оказалось, Миша уже года четыре (а может, и больше!) бомжует, живет под трубами или в подъезде родного дома.
Автор этих строк старушек через улицу никогда не переводил. Но та история, которую рассказал вонючий бомж в забегаловке, зацепила. Пристроил его в наркологический диспансер, натащил кучу цивильной одежды, помог паспорт справить. Нет, от трехкомнатной квартиры в так называемом "директорском доме" (одни директора живут), ему пришлось отказаться, проворонил, она уже была раза четыре переоформлена, концов не найдешь. Но вот комнату сначала в общаге, а потом и в приличной коммуналке, он получил.
Года три прошло. И с каждым годом спокойной жизни я замечал у него в глазах какую-то неизбывную тоску. В конце концов инвалид второй группы (одна нога у Миши так и не ходила), женился. Честно говоря, не помню ее имени, но прекрасно помню, что она пила, так сказать, по-бытовому. То есть смотрела мыльные сериалы, поставив бутылочку "беленькой" рядом с постелью. Через то и он "развязал". Тогда, собственно, наше общение с Мишей и прекратилось. Помню его слова, которые он произнес, прощаясь: хочу свободы! И потупил взгляд…
Через год позвонила его бывшая жена. Оказалось, Миша тогда же, после нашей последней встречи, и ушел на улицу, на "свободу". Его тело нашли потом возле городского детского парка. Он ночью пытался вскарабкаться на колесо обозрения. Говорят, (сам не видел) у него на похоронах, в простецком гробу, даже не обитом кумачом, было очень счастливое лицо. Перед смертью он написал обширную записку, краткое содержание сводится к следующему: я выбираю свободу! Вот такая жизнь…
Вообще, говорят, счастливый человек — это тот, который доволен тем, что у него есть. Которому больше ничего не надо. Раз так, то живьем хоть одного по-настоящему счастливого человека я уже видел. Он мне попался не в списке миллиардеров, не в рейтинге политиков и даже не в психушке.
Познакомился я с ним в простой больнице, куда попал по случаю тривиальнейшей бытовой травмы. Вид его поначалу был дик и ужасен: у поступившего в "горелую" палату отделения травматологии второй северодвинской городской больницы голова была покрыта паленой коркой, руки, как обугленные головешки, бессвязная речь. Его привязали к койке простынями и бинтами и лили, лили сонный физраствор через капельницу…
Усыпляли его, собственно, не столько для того, чтобы избавить от боли, сколько для того, чтобы утихомирить колотившую его "белую горячку". Вообще, из "травмы" его пытались, было, поначалу передать в "психушку", да там не приняли: не наш, мол, клиент. Просто "белочка" у него… А вообще в больницу поступил обгоревший Серега (так он назвался, когда немного оклемался) со свалки.
Ночевал в дощатом домике, курил. Загорелось. Он поначалу выскочил из объятого пламенем сарайчика, но потом вдруг вспомнил, что схоронена у него в домике бутылка спирта. Вот и рванулся спьяну прямо в огонь… О своей "бомжовской" судьбе рассказывал Серега легко, чуть ли не весело. Работал когда-то на судостроительном гиганте, атомные подлодки строил, в море ходил на сдаточных субмаринах, все путем было — жена, квартира.
Да развелся первый раз, потом второй, жилье продал (в Питер тогда собрался переезжать). Да так и завис в Северодвинске — без прописки, без семьи и… без надежды.
"Одна отрада — работа нравилась, — повествовал Серега-"ужастик", затягиваясь самодельной цыгаркой (табак из "бычков" извлекал, найденных в больничном туалете). — У нас там на свалке настоящий Клондайк! Если поднапрячься, можно и на три-четыре сотни в день на свалке добра накопить. Пункт приема металлов, картона и разного тряпья там недалеко. А если так просто пахать, не напрягаясь, — все равно "рябчиков" тридцать-сорок заработаешь… Ты не думай, люди у нас там очень порядочные работают. У многих жилье в городе есть. Утром придут, приоденутся в хибаре в рабочее, накопают "норму", а вечером в чистое переоденутся, домой идут. Но есть и такие, кто прямо на свалке живет.
Домишек понастроено много… Народ у нас очень добрый, не ругаются между собой. Когда трезвые… Бывают, конечно, конфликты, например, когда свежий мусоровоз приезжает с "бытовухой", или с завода машина отходы доставляет (там металлов много). А так — сплошной моральный кодекс строителя коммунизма. "Новеньких" со свалки не гонят — всем работы хватит. Даже первоначальный курс обучения проведут — какой палкой кучу раскапывать лучше, где на Клондайке картон можно найти, а где — бутылки. Добрые там люди работают.
А у вас в городе? Звери одни! По улице так просто не пройдешь — оглядываются, бомжом обзывают. А я почему бомж-то? Жилье потерял, ну, бывает, прописки нет. Паспорт менты просто так забрали когда-то без объяснений. Никто никакой помощи никогда не предложит! Вот вы все, кто не с Клондайка, себя как бы "нормальными" считаете. А на самом-то деле? В "вашем" мире воистину человек человеку волк!
Звери, никто никому не помогает. Мне, в общем, мой мир больше нравится. У нас на свалке справедливости больше! И ты на меня не гляди, ухмыляясь, — правду я говорю… Мы на свалке в добре живем. А если кого и "откинут" по пьянке — так и в "вашем" мире такое случается. Вообще, у нас помирают не чаще, чем в городе. Мы живучие!"
