Неприемлемый (недопустимый) ущерб. Грозные «Тополя» беззащитны перед беспилотниками и диверсантами

ВОЕННАЯ МЫСЛЬ № 6/2008, стр. 42-53

Полковник в запасе А. В. РАДЧУК ,

кандидат технических наук, старший научный сотрудник

РАДЧУК Александр Васильевич родился в 1956 году в городе Долгопрудный Московской области. Окончил Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана (1979), факультет переподготовки и повышения квалификации Военной академии Генерального штаба (2003). Проходил службу на различных должностях в Центральном научно-исследовательском институте Министерства обороны. В настоящее время - советник начальника Генерального штаба. Профессор Академии военных наук. Лауреат Премии Ленинского комсомола. Автор более 130 научных трудов по вопросам стратегической стабильности и национальной безопасности, ядерного сдерживания, моделирования и оценки эффективности сложных систем.

В ПОНЯТИИ «неприемлемый ущерб экономической системе государства» сконцентрирована сущность как ядерного сдерживания, так и ядерной стратегии в целом. На основе различных количественных показателей, формализующих данное понятие, строятся концепции применения ядерных сил и определяется их облик. Одновременно оно является мощным фактором давления на механизм принятия противником решений и одним из основных «факторов убеждения» его в высоком риске агрессии.

Однако с момента введения термина «неприемлемый ущерб» в научный оборот и в практику военного строительства в 60-х годах XX века и до настоящего времени его определение является весьма субъективным, расплывчатым и не дает четкого, однозначного представления о конкретных количественных показателях, его характеризующих. При этом диапазон неприемлемости рассматривается политиками и военными в достаточно широких границах - от полного и необратимого уничтожения экономики государства до трудно уловимой и неопределенной грани психологической или политической приемлемости.

В самом общем плане ущерб, нанесенный государству в ходе военных действий, или, иными словами, «цена войны» - это сложная категория, которую пока нельзя признать полностью устоявшейся в научной литературе. Ее важнейшей составляющей являются военные потери, т. е. утраты, понесенные противоборствующими сторонами вследствие военного конфликта. Они включают: людские потери, потери вооружения и военной техники, других материальных средств на фронте и в тылу, а также ущерб от нарушения экологического баланса и т. д. Особой строкой стоят политические потери, суммирующие крах тех государств и политических режимов, которые канули в Лету в результате войны».

Если в ходе крупномасштабных войн прошлого, зачастую длившихся годы и десятилетия, ущерб, наносимый экономической системе государства, накапливался постепенно и мог в процессе продолжительных военных действий компенсироваться тем или иным способом, то при ядерном относительно кратковременном воздействии по объектам военно-экономического потенциала страна практически одномоментно (скачком) понесет значительные потери населения, производственных мощностей промышленности и объектов инфраструктуры.

К указанному следует добавить, что в настоящее время при оценке последствий ядерных ударов ущерб экономическому потенциалу традиционно оценивается величиной потерь основных производственных фондов (зданий и оборудования), обусловленных их непосредственным поражением (выходом из строя). При этом считается, что в первую очередь противник должен поражать как предприятия, выпускающие конечную военную продукцию, так и составляющие потенциал восстановления экономики (производство строительных конструкций, медикаментов, пищевая промышленность и т. п.). В качестве дополнительных показателей результатов ядерного удара могут рассматриваться потери населения, а также время послевоенного восстановления экономики.

Спектр критериев, применяемых в настоящее время для оценки подобного ущерба, достаточно субъективен и весьма широк. Однако тем или иным образом данные критерии обязательно учитывают:

неудовлетворение жизненно важных потребностей экономики и населения в течение длительного периода времени;

прекращение выпуска экономикой государства-агрессора конечной продукции, прежде всего военной. То есть, учитывается ситуация, при которой экономика государства теряет всякую устойчивость и перестает быть материально-технической базой для какой бы то ни было вооруженной борьбы;

дезорганизацию государственного и военного управления государства-агрессора, не позволяющую ему вести дальнейшие военные действия стратегического масштаба;

соизмеримость затрат на восстановление государством-агрессором своей экономики с возможными экономическими выгодами, получаемыми в результате войны, и т. д.

Для качественной оценки состояния экономики государства после ядерного воздействия и определения количественных параметров границ приемлемости наносимого ущерба сравним военные потери с последствиями экономических кризисов, оценку которых проведем с использованием методологии исследования цикличной динамики социальных систем.

Наиболее изученная в настоящее время область цикличной динамики - колебания экономической деятельности и потрясающие ее кризисы. Цикличность является всеобщей формой развития общественных систем, а кризисы - ее обязательным элементом. Следует отметить, что экономические кризисы возникают до тех пор, пока существуют экономические системы, и развертываются, как правило, при смене экономических циклов. Кризисы характеризуются разной глубиной и длительностью, разрушают устаревшие, но все еще преобладающие элементы системы, исчерпавшие свой потенциал и тормозящие ее развитие. При этом однородности, а также строгой, математически четко выраженной периодичности и длительности кризисов не существует.

Дальнейшая логика изложения материала предполагает введение некоторых ключевых понятий. Экономический цикл - это периодически наступающее расширение (подъем) и сокращение (спад) реального объема производства на фоне среднего экономического роста (общей тенденции роста). Он является следствием шоковых ситуаций и нарушений равновесия, поражающих экономику в разные периоды и имеющих последствия, устойчивые во времени. В ответ на каждый шок объем производства и цены быстро меняются. Одним из главных источников нарушений равновесия экономической системы, способных вызвать подъемы и последующие спады, являются войны.

По длительности, периоду действия экономические циклы подразделяются на краткосрочные - обусловленные в основном природными факторами, длительностью три-четыре года (циклы Китчина); среднесрочные - обусловленные сменой поколений техники и технологий, длительностью восемь-двенадцать лет (бизнес-циклы, или циклы Жюгляра); долгосрочные - связанные со сменой преобладающих технологических и экономических укладов (двадцатилетние инвестиционные циклы Кузнеца и полувековые большие циклы конъюнктуры Кондратьева); сверхдолгосрочные - вековые (многовековые) и тысячелетние циклы, обусловленные динамикой глобальных и локальных цивилизаций.

Условия функционирования государства и его экономики могут изменяться естественным образом вследствие действия как внутренних причин (управляющие и естественные возмущающие воздействия), так и внешних, в том числе силовых (поражающих, разрушающих) воздействий, нарушающих как структуру системы, так и ее цели. Поэтому очень важным свойством подобных систем являются их устойчивость и адаптируемость.

Устойчивость, или «устойчивое развитие», системы как ее способность противостоять внешним возмущающим воздействиям для самосохранения является одной из важнейших характеристик поведения систем, подобных экономической системе государства. Строгое описание устойчивости системы введено А.Н. Ляпуновым: траектория изменения состояния (развития) будет называться устойчивой, если для сколь угодно малого предельного отклонения, определяющего «коридор» устойчивости, можно указать такие ограничения для возмущений, при которых система не выйдет из этого «коридора».

Адаптируемость системы можно представить как определенную меру способности к поглощению внешних возбуждений без резко выраженных последствий для ее поведения в переходном или установившемся состоянии. Адаптируемость не является только внутренним свойством системы, а зависит от характера и уровня внешних возмущений (воздействия). Если система способна «поглощать» все возможные возмущения определенного вида, то она обладает бесконечной адаптируемостью по отношению к возмущениям данного класса. Если же сила возмущающего воздействия превышает возможности адаптивного развития, то происходит потеря устойчивости и система переходит в новое состояние.

В зависимости от механизмов и характера потери устойчивости можно выделить следующие типы ситуаций подобного перехода.

Критические ситуации - такие моменты нарушения устойчивости, которые преодолеваются в рамках системы путем ее приспособляемости на основе использования внутренних механизмов адаптивного развития.

Кризисы - качественно-переходные состояния, характеризующиеся мягкой потерей устойчивости, которые ведут к трансформации элементов и структуры системы. Кризис является вариантом критической ситуации и наоборот. Их различает «степень» кризисного качества, а объединяет то, что вызываемые ими трансформации преодолеваются на базе и при условии существования системы.

Приемлемым уровнем снижения экономических показателей в ходе кризиса будем считать такой, при котором не происходит долговременного снижения уровня жизни населения и крупных социально-политических потрясений, изменяющих государственную систему. В то же время при определении уровня приемлемости потерь необходимо обязательно учитывать субъективность его восприятия как руководством, так и населением страны.

Катастрофы - критические ситуации, характеризующиеся жесткой потерей устойчивости, которые вызывают распад данной системы. Система совершает скачок в качественно иное состояние. При этом, хотя некоторые элементы системы сохраняются, в целом она лишается системообразующих признаков.

Используя подход, предложенный Томасом Саати, будем полагать, что качественные оценки последствий конфликта с достаточной полнотой можно представить пятью следующими основными градациями уровней ущерба государству, наносимого в результате ядерного удара: минимальный, слабый, сильный, очень сильный и абсолютный ущерб. При необходимости большей точности в описании можно принять дополнительно еще не более четырех промежуточных (компромиссных) значений.

Если предположить, что параметры критической зоны или граница допустимого ущерба (возмущений) известны (рассчитаны) в координатах (потери населения, потери производственных мощностей промышленности), то в самом общем виде ее можно изобразить на плоскости в виде некоторой кривой. Множество точек, лежащих внутри этой кривой, соответствуют потерям, при которых система не теряет свойств адаптивности. Для того же, чтобы система достигла пределов адаптивности и потеряла устойчивость, необходимо, чтобы сила возмущающего воздействия (параметры потерь) вывела систему за границу этой зоны.

Для получения конкретных количественных параметров, позволяющих формализовать понятие «неприемлемый ущерб», рассмотрим формальную динамическую модель экономической системы государства, при построении которой воспользуемся методологическими аспектами и методическими приемами, изложенными в ряде работ.

Экономика любого государства представляет собой динамически стабильную совокупность взаимозависимых и взаимодействующих макроструктур, способных к самоорганизации, допускающую макроэкономическое описание. Чтобы эти макроструктуры начали разрушаться и экономика как целостная система начала деградировать, необходимы сильные возмущения.

Для определения последствий для экономики государства силового воздействия (ядерного удара) по территории страны - по производственным мощностям промышленности, военным объектам и объектам инфраструктуры, а также городам - необходимо построить формальную макромодель экономической системы. Эта модель должна позволять оценивать влияние потерь производственных (материальных) ресурсов, а также населения, занятого в производстве, на основные макроэкономические показатели, определяющие состояние экономики и возможную динамику ее восстановления. Данная модель также должна позволять учитывать изменения в экономической политике, вызванные необходимостью компенсации последствий воздействия.

Комплексная модель управляемой экономической системы образуется совокупностью моделей процессов производства и механизмов экономического регулирования, дополненной системой управляющих воздействий на экономику. Такая модель позволяет прогнозировать возможные структурные сдвиги в экономической системе в зависимости от принимаемых внутри системы управленческих решений. Они ориентированы на получение различных количественных и качественных оценок, характеризующих последствия соответствующих экономических решений с точки зрения выбираемых макро- и микроэкономических показателей и определения направлений экономической политики государства.

В современной экономике подавляющее большинство действий физических и юридических субъектов рассматривается в денежной форме, что позволяет дать количественное выражение макроэкономическим понятиям и открывает дорогу количественным методам анализа. Денежная стоимость наборов товаров аддитивна, сохраняется при перемещении между экономическими макроструктурами и позволяет на основе статистических данных составлять различные балансы в денежной стоимостной форме, чтобы с их помощью анализировать количественные закономерности общего экономического процесса производства и обращения материальных благ. Основным макроэкономическим показателем, характеризующим экономику государства в целом, является добавленная стоимость, или валовой внутренний продукт (ВВП) - суммарная стоимость всех произведенных за год товаров и услуг за вычетом стоимости товаров и услуг, использованных за год в текущем производстве.

Величину среднего внутреннего валового продукта в самом общем плане можно описать уравнением

где Wср - средний внутренний валовой продукт в постоянных ценах, представляющий собой усредненную суммарную стоимость всех произведенных за период Т товаров и услуг за вычетом стоимости товаров и услуг, использованных за этот же период в текущем производстве;

Т - период усреднения, определяемый промежутком времени, за который люди осознают изменение экономического положения (например, период времени между выборами);

Y- некоторая производственная функция

где М- суммарные производственные мощности промышленности;

RL - количество используемой в производстве рабочей силы, прямо пропорциональное численности населения страны.

Макроэкономическая производственная функция (ПФ), задающая максимальный объем выпуска продукции, который может быть произведен при заданном наборе ресурсов, описывает статистически значимую связь между ВВП и различными видами затрат или объемами используемых ресурсов.

Наиболее широко используемой ПФ является функция Кобба-Дугласа, построенная на основе анализа экономики США и имеющая вид

где Y- совокупный выпуск (доход) или ВВП;

f (Kt, Lt) - производственная функция;

А - коэффициент, характеризующий эффективность

производства;

а, ß - коэффициенты эластичности производства по капиталу (К) и труду (L) соответственно, отражающие согласно неоклассической экономической теории роль каждого фактора производства в приросте конечного продукта или долю дохода соответствующего фактора в единице совокупного дохода. Обычно полагается, что а + ß = 1.

Для построения формальной модели экономической системы на основе уравнений материальных балансов с использованием производственной функции типа Кобба-Дугласа введем следующие предположения.

Пусть «производство» (экономика страны) выпускает некоторый однородный продукт - валовой внутренний продукт W - в количестве Y в единицу времени, затрачивая единственный ресурс - однородную рабочую силу в количестве L и используя в процессе производства основные производственные фонды К, которые определяют производственную мощность. Производство, используя промышленные мощности и живой труд, преобразует внутренние потоки сырья в поток конечного продукта.

В подобной постановке для исследования динамики макроэкономических систем в настоящее время широко применяется динамическая односекторная модель экономического роста, известная под названием «базовая модель Солоу». В рамках данной модели экономика рассматривается как замкнутое единое неструктурированное целое, производящее один универсальный продукт, который может как потребляться, так и инвестироваться.

Эта модель достаточно адекватно отражает важнейшие макроэкономические процессы, в том числе процесс воспроизводства, и задается системой уравнений вида:

где Y- валовый внутренний продукт (ВВП), производственная функция от ресурсов - основных производственных фондов и числа занятых;

I - валовые инвестиции, I=pY, где р - доля валовых инвестиций в ВВП;

С - фонд потребления;

К- основные производственные фонды (ОПФ);

µ - коэффициент выбытия (износа) ОПФ в расчете на год;

L - количество занятых в производственной сфере;

v - годовой прирост количества занятых;

t = 0 - исходный (базовый) год;

t= T- конечный год изучаемого периода.

В модели Солоу рассматриваются пять макроэкономических показателей: первые три из них (Y, I, С) являются показателями типа потока (их значения накапливаются в течение года); остальные (К, L) - мгновенные переменные (их значения могут быть измерены в любой момент непрерывного времени).

Для построения системы критериев и показателей оценки последствий воздействия по экономике государства, на основании которой лицо, принимающее решение, может сделать вывод о приемлемости военных действий в условиях конфликтной ситуации, будем также полагать:

что в результате нанесения ядерного удара по экономической системе государства поражаются производственные мощности промышленности (основные производственные фонды) и население, занятое в производстве;

что вследствие такого воздействия величина ВВП одномоментно (скачком) снижается;

что после воздействия основные макроэкономические показатели, структура экономики, характер взаимосвязей ее элементов и вид соответствующей производственной функции не изменяются. Это предположение обеспечивает минимальную оценку величины ущерба - оценку снизу;

что срок восстановления экономики определяется продолжительностью периода времени, в течение которого рост объема производства обеспечит не только компенсацию потерь основных производственных фондов (в стоимостном выражении), но и достижение довоенного уровня ВВП.

Данная модель позволяет в системе координат: К - экономика (производственные мощности промышленности, основные производственные фонды), L - население, - построить области возможных состояний устойчивости и адаптируемости экономики государства в зависимости от качественной характеристики ущерба - уровней потерь населения и производственных мощностей промышленности, а также времени восстановления экономики после ядерного воздействия (см. рисунок).

Задавая различные уровни ущерба ОПФ и населению, с помощью данной модели можно определить время восстановления экономики до довоенного уровня. Кривая, соединяющая ущербы, требующие одинакового времени восстановления, и определяет границу области, соответствующей тому или иному качественному состоянию экономики и государства в целом. Таким образом, каждая точка в координатах (К, L) соответствует тому уровню потерь, которые государство может понести в ходе военных действий. В зависимости от их количественных значений состояние государства как сложной организационной системы может быть различным.

В то же время необходимо четко понимать, что для послевоенного восстановления экономики до прежнего уровня государство должно перераспределить свои финансовые, материальные и людские ресурсы между сферами государственного и общественного потребления, что неизбежно приведет как к снижению уровня жизни населения, так и к «сбоям» в функционировании государства, а также скажется на его положении в мировой иерархии и изменит региональные и глобальный балансы сил.

Подобное качественное разбиение фазового пространства носит достаточно общий характер и может служить основой для анализа последствий обмена ядерными ударами и войны в целом. Конкретная форма и размеры каждой из областей зависят от конкретных показателей и уровня развития государства, а также от субъективных особенностей правящих элит.

В то же время необходимо отметить, что вид границы областей приемлемости ущербов экономике фактически аналогичен виду границы производственных возможностей экономики, описываемой классической макроэкономической функцией PPF, показывающей «максимально возможный объем производства некоторого конкретного товара или вида услуг при заданных ресурсах и знаниях, которыми располагает конкретная экономика в заданных объемах производства других товаров и услуг».

Поскольку в разных странах последствия воздействия и процессы восстановления нанесенного ущерба могут существенно различаться в зависимости от особенностей и структуры их экономики, системы управления государством, объема располагаемых ресурсов и других факторов, то именно время восстановления экономики до довоенного уровня, позволяющее сравнивать различные страны, принимается в качестве определяющего параметра, являющегося алгоритмической функцией от уровней потерь основных производственных фондов и населения. Такая функция рассчитывается с помощью алгоритма, использующего аппарат производственных функций и базовую модель Солоу в качестве основного элемента некоторой итерационной процедуры.

Временные границы областей и количественные показатели снижения уровней производства для принятых возможных состояний экономики государства с точки зрения ее устойчивости и адаптируемости (на рисунке области 1-5) задаются по аналогии со следующими параметрами соответствующих экономических циклов. Покажем их.

Итак, первый уровень потерь (правая граница области 1) определяется временем восстановления экономики t1 составляющим не более двух лет, что соответствует половине длительности «цикла Китчина». Полагается, что этот период соответствует времени восстановления минимально допустимого ущерба, нанесенного экономике, практически не отражающегося на функционировании государства как цельной системы, поскольку подобные колебания экономических показателей обусловливаются природными факторами и текущей экономической конъюнктурой, встречаются часто и являются достаточно привычными как для руководства государства, так и для населения.

При подобном ущербе наступает возмущенное состояние экономики, возникают трудности функционирования отдельных отраслей и производств, осложняется политическая ситуации, наступают существенные экологических последствия. Однако основные параметры жизнедеятельности государства и общества практически не нарушаются.

Таким образом, будем полагать, что первый уровень соответствует минимальному ущербу и состоянию системного выживания государства, т. е. таким потерям, которые государство устраняет достаточно быстро, сравнительно безболезненно и в минимальные сроки. При этом сохраняется примерный баланс сил с основным геополитическим соперником как на глобальном, так и на региональном уровнях. Место в мировой иерархии, которое страна занимала до войны, практически не изменяется.

Компенсация второго уровня потерь (задаваемого временем t2 - правой границей области 2), соответствующего слабому уровню ущерба и поражающему воздействию, последствия которого позволяют государству обеспечить свое социально-политическое выживание, а внешний контур области, соответствующей данному уровню, будет фактически определять границу приемлемости потерь или «цены войны» может потребовать не менее четырех лет, что соответствует максимальной длительности «цикла Китчина».

Подобные потери характеризуются слабым уровнем ущерба, который приводит экономику государства в напряженное состояние, вследствие чего государство начинает испытывать трудности ведения войны, изменяется привычный образа жизни, ухудшается положение страны в мировой экономической иерархии, возникают долговременные экологические последствия.

Можно с достаточной степенью уверенности полагать, что руководители государства не должны позволить ожидаемым потерям в конфликте выходить за указанные границы, поскольку только в этой области пространства состояний сохраняется внутренняя устойчивость системы и политические элиты остаются у власти.

Увеличение потерь выводит систему в следующую область фазового пространства, соответствующую состоянию разбалансировки производства и кризисных явлений во всех сферах государственной жизни. Происходит мягкая потеря устойчивости, т. е. при продолжении функционирования государства как целостной системы происходят сбои в функционировании ее отдельных элементов. При достигнутых уровнях ущерба у страны появляются несколько равнозначных по силе геополитических соперников, способных существенно влиять на ее внутреннюю и внешнюю политику и экономическое развитие. Однако при этом все еще возможно достаточно быстрое - за несколько лет - восстановление довоенной мощи страны и ее места в мировой иерархии.

Первый и второй уровни ущерба составляют область устойчивого послевоенного развития. Нарушения устойчивости государственного развития приводят к критической ситуации, которая преодолевается с использованием внутренних механизмов адаптивного развития.

Если восстановление нанесенного ущерба потребует не менее восьми лет , то мы получим третий уровень потерь (характеризуемый правой границей области 3), соответствующий сильному уровню ущерба. Такой ущерб приводит государство в состояние, при котором кризис не ломает структуру системы и основные внутренние связи и механизмы управления, однако возникают серьезные сбои и функциональные помехи. Период времени t3 практически соответствует минимально требуемому для полной замены основных производственных фондов (в мирных условиях) и соответствует нижней временной границе «цикла Жюгляра».

При этом наступает затрудненное состояние государственной системы, потребности вооруженных сил обеспечиваются на минимальном уровне, происходит паралич ряда отраслей промышленности, разбалансировка производства и наблюдаются кризисные явления в экономике, создаются значительные трудности для населения. Компенсация подобных потерь потребует существенного изменения экономической политики государства, в частности значительного снижения уровня потребления населения.

Четвертому уровню потерь (t4 - правая граница области 4) соответствует очень сильный ущерб и состояние регионального выживания, т. е. сохранение отдельных административно-территориальных единиц с минимальными связями между собой без единого централизованного государственного руководства. Политические элиты меняются, а вектор государственного развития может быть повернут в любую сторону в зависимости от конкретной ситуации в стране, регионе и в мире.

При нанесении подобного ущерба, восстановление после которого потребует не менее двенадцати лет (что соответствует верхней временной границе «цикла Жюгляра»), наступает критическое состояние экономики, при котором достигается невозможность обеспечения вооруженных сил всем необходимым для ведения боевых действий и достижения целей войны, обеспечиваются лишь минимальные потребности населения, страна на десятки лет теряет свое место в мировой иерархии, объем ВВП снижается до уровня некоторых ближайших экономических конкурентов, страна на десятилетия теряет конкурентоспособность.

Для разумного субъекта, принимающего решение, «цена войны», влекущей подобные потери, очевидно, должна быть неприемлемой. Таким образом, будем полагать, что верхним пределом допустимого (приемлемого) времени восстановления экономики является длительность среднесрочного экономического «цикла Жюгляра», т. е. двенадцать лет, а формальной границей приемлемости и неприемлемости войны как средства разрешения конфликта может служить граница между вторым и третьим уровнями потерь. Подтверждением правомерности подобного предположения служат результаты анализа последних экономических циклов в Соединенных Штатах Америки, которые показывают, что продолжительность циклов, определяемая временем падения производства от максимального уровня до минимального и последующего подъема до нового максимума, определялась величиной от 18 до 74 месяцев, т. е. эти циклы являлись кратко- и среднесрочными. При этом экономика США сохранялась как система и не утрачивала способности к восстановлению.

Потери пятого уровня (область 5) наносят экономике и государству в целом абсолютно неприемлемый ущерб, поскольку приводят страну в катастрофическое состояние, в результате которого происходит коллапс государства, а население низводится до уровня биологического выживания. Восстановление такого ущерба при самых благоприятных условиях потребует от двенадцати до двадцати лет, что практически соответствует не только временным параметрам «инвестиционных циклов Кузнеца», но и фактически периоду смены поколений как политических руководителей, так и населения.

Подобный ущерб приводит государство в катастрофическое состояние или близкое к таковому. Вследствие уничтожения основных отраслей промышленности происходит паралич большинства государственных институтов, удовлетворяются лишь минимальные потребности населения, а государство перестает функционировать как организованная система.

Фактически происходит жесткая скачкообразная потеря устойчивости системы, которая лишается системообразующих свойств и признаков. В таком состоянии невозможно какое-либо геополитическое соперничество даже на локальном уровне. Государство на достаточно длительный срок (десятки лет) теряет свою самостоятельность и позиции в мировой иерархии и, скорее всего, прекращает свое существование как субъект мировой политики, исчезает с карты мира, как это было с Российской империей и Австро-Венгрией после Первой мировой войны, а с Германией - после Второй мировой войны.

Как показывает анализ статистических данных, характеризующих динамику развития экономики ведущих стран мира, показатели роста ВВП за период с 1983 по 2005 год лежат в пределах интервала от - 21 % до +23,1 %. В этот период в мире происходили значительные геополитические изменения, экономические и политические кризисы, распался СССР, возник Евросоюз, в Китае произошел «экономический рывок», велись многочисленные локальные войны. В то же время не было глобальных военных конфликтов и ведущие государства не испытывали силового воздействия и разрушения своего экономического потенциала, а глобальная стратегическая ситуация считалась относительно стабильной. Поэтому с достаточной степенью уверенности можно полагать, что в рамках решаемой задачи в современных условиях приведенные цифры вписываются в некий «диапазон приемлемости» колебаний макроэкономических показателей, обеспечивающих сохранение государства как цельной функционирующей системы.

Таким образом, при оценке устойчивости экономической системы можно согласиться с тем, что для любого реального прогнозного периода времени Г приемлемые отклонения величины Wср не должны превышать ±25 %. Следовательно, и уровень «приемлемости» ущерба, наносимого при ядерном воздействии, для лица, принимающего решение, скорее всего, не будет превышать этой величины.

Используя приведенные выше макромодели экономики государства, а также ориентируясь на показатель неприемлемого ущерба основным производственным фондам на уровне -25 % и время восстановления экономики не менее 12 лет, можно определить требования к облику и боевым возможностям группировки ядерных сил, предназначенных для обеспечения сдерживания «разумного» потенциального противника. Если же противник может оцениваться как недостаточно «разумный» или вовсе «неразумный», то необходимо соответствующая корректировка количественных показателей неприемлемого ущерба в сторону их увеличения с учетом особенностей лица, принимающего решение конкретного противника на основе использования специальных рефлексивных методов. При этом в качестве границы неприемлемости для «неразумного» лица, принимающего решение, можно, например, принять традиционный «критерий Макнамары» - 50 % пораженного промышленного потенциала и 20 - 25% населения.

В заключение отметим, что чем более развитым и внутренне сложным является государство, его экономическая система и инфраструктура, чем больше имеется уникальных объектов, обеспечивающих его функционирование, тем меньший по количественным параметрам ущерб ОПФ может оказаться неприемлемым.

Мировые войны XX века. Кн. 1. Первая мировая война: исторический очерк. М.: Наука, 2005.

Место и роль ядерного сдерживания в обеспечении национальной и международной безопасности. Отчет о НИР. Научный руководитель Б.В. Замышляев. Сергиев-Посад, 1996.

Кузык Б.Н., Яковец Ю.В. Цивилизации: теория, история, диалог, будущее. М.: Институт экономических стратегий, 2006.

ФишерС., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. М.: Дело, 2002.

Флейшман Б.С. Основы системологии. М: Радио и связь, 1982.

Колемаев В. А. Экономико-математическое моделирование. Моделирование макроэкономических процессов и систем. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005.

Переходы и катастрофы. Опыт социально-экономического развития. М.: Издательство Московского университета, 1994.

Саати Т. Принятие решений. Метод анализа иерархий. М.: Радио и связь, 1993.

Автухович Э.В., Бурова Н.К., Дорин Б.Л. и др. Под ред. А.А.Петрова. Оценка потенциала роста экономики России с помощью математической модели. М.: ВЦ РАН, 2000; Краснощекое П.С,Петров А. А. Принципы построения моделей. М.: ФАЗИС: ВЦ РАН, 2000; Л у каш и н Ю.П., Рахлина Л.И. Производственные функции в анализе мировой экономики // Мировая экономика и международные отношения. 2004. № 1. С. 17-27; Малыхин В.И. Математическое моделирование экономики. М.: Издательство УРАО, 1998.

Краснощекое П.С, Петров А.А. Принципы построения моделей. М.: ФАЗИС: ВЦ РАН, 2000.

Фишер С, Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика.

Лукашин Ю.П., Рахлина Л.И. Производственные функции в анализе мировой экономики // Мировая экономика и международные отношения. 2004. № 1. С. 17-27.

Коламаев В.А. Экономико-математическое моделирование. Моделирование макроэкономических процессов и систем; Малыхин В.И. Математическое моделирование экономики.

Ф и ш е р С, Д о р н б у ш Р., Ш м а л е н з и Р. Экономика.

ФишерС.,ДорнбушР.,ШмалензиР. Экономика.

Динамика мирового внутреннего валового продукта (ВВП) и ВВП ведущих промыш-ленно развитых стран по годам, % к предыдущему году. Сайт «Economic Reports - Мировая экономика», http://e-reports.hut.ru/graph/gdprus.htm

Для комментирования необходимо зарегистрироваться на сайте

Леонид РЕШЕТНИКОВ, генерал-лейтенант службы внешней разведки России в отставке

Рубрика в газете: Мнения, № 2018 / 25, 06.07.2018, автор: Илья РЯБЦЕВ

– Мы живём в очень тревожное время. Причём, вот уже десятилетие, как уровень тревоги постоянно повышается. Некоторые даже называют переживаемый нами исторический период предапокалиптическим. И такие настроения небезосновательны. Наблюдается интерференция на первый взгляд совершенно разнородных процессов: неблагоприятные глобальные климатические процессы накладываются на многочисленные социальные и экологические проблемы, усугубляясь всё большей вероятностью возникновения крупного военного конфликта. Мы словно зависли над пропастью на рубеже двух эпох. Одна, Ялтинско-Потсдамская, устарела, демонтирована и по факту уже не работает. Другая – неумолимо надвигается, но пока ещё не сформирована и не артикулирована. ООН, почти семьдесят лет выступавшая как гарант и арбитр в международных отношениях, по сути уже не существует, превратившись в бессильную и плоскую карикатуру на саму себя.

– В исторической перспективе этот факт не кажется таким уж экстраординарным. Ялтинско-Потсдамская система, о которой вы упомянули, действительно достаточно эффективно работала в течение 70 лет. Но, как и всё в нашем бренном мире, постепенно закоснела, одряхлела и начала разлагаться. Как ни грустно, это естественный и неизбежный процесс. В своё время она была создана с учётом реалий послевоенной эпохи. Но мир с тех пор сильно изменился. Такое уже случалось прежде, причём неоднократно. Международные договоры, институты устаревают и закономерно умирают, как и люди. Как всё живое. Версальский договор, Лига наций и т.д. Ведь посмотрите, как сильно изменилась вся конфигурация мирового устройства. В число новых глобальных лидеров выдвинулись прежде отсталые гиганты – Китай, Индия, – совокупное население которых насчитывает без малого три миллиарда человек. Такой нам выпал жребий, мы действительно живём в переходную эпоху. Назрела необходимость в поисках нового консенсуса и создании новой системы международных отношений. Это – во-первых.

Во-вторых, прямым следствием этих глобальных изменений стало обострение геополитического соперничества. Что тоже естественно. Новые лидеры-гиганты в своё время не успевшие к послевоенному дележу мирового пирога, заявляют права на свою долю и активно стремятся расширить зону своих интересов, пространство своего политического и экономического влияния.

Как ни странно, складывающаяся конфигурация выгодна для России. Даже более выгодна, чем та, что существовала во времена Советского Союза, вынужденного перенапрягаться, затрачивая огромные ресурсы и усилия на поддержку контролируемых нами режимов в странах социалистического лагеря и дружественных государств третьего мира. Мы просто надорвались от этой непосильной ноши. Ведь, по правде говоря, все наши союзники были таковыми лишь формально. Мы просто управляли ими и в значительной степени финансировали. Цену этой небескорыстной, скажем правду, любви по принуждению, мы увидели, когда СССР вначале ослаб, а затем и вовсе рухнул. Все наши так называемые «союзники» мгновенно перебежали в стан наших геополитических соперников. Я, конечно, осознанно упрощаю, но, в сущности, так оно и было.

Сегодня всё иначе. У нас теперь есть не мнимый союзник, а очень мощный партнёр – Китай. Он ведёт самостоятельную внешнюю политику и не собирается «ложиться», безропотно уступать нахрапистому до наглости давлению коллективного Запада и его союзников. Эта независимая позиция КНР является существенным сдерживающим фактором и противовесом экспансионистским устремлениям западной коалиции во главе с США. То же самое Индия, ведущая себя гибко, но так же, как и Китай, совершенно независимо. То, что мы сегодня видим, наглядно иллюстрирует появление новых геополитических центров силы. Нравится это кому-то или нет, но однополярного мира больше нет. И этот очевидный факт мешает признать только уязвлённая гордость и упрямство. И, кстати, события последних пяти лет, наша активная и принципиальная внешнеполитическая позиция вернули Россию в число мировых сверхдержав, вновь сделали центром силы, что оказалось крайне неприятной неожиданностью для наших «партнёров», уже было свыкшихся с её региональным статусом.

Прежняя Ялтинско-Потсдамская система фиксировала реалии двуполярного мира. С одной стороны – коллективный Запад, с другой – Советский Союз и союзные ему страны социалистического блока. Затем СССР развалился, и началась непродолжительная эпоха тотального доминирования США. Сейчас ситуация в корне изменилась, но, как известно, к хорошему быстро привыкаешь, США никак не могут признать и принять реалий новой мировой конфигурации. И как раз именно это обстоятельство, эта инерция создаёт большое количество международных проблем. Активно практикуемая США в последние двадцать лет теория управляемого хаоса является ничем иным, как внешнеполитическим инструментом (наряду с разного рода санкциями), препятствующим формированию многополярного мира. Ведь обратите внимание, недовольство и последующая экспансия США неизменно направлены против стран, имеющих богатые природные ресурсы, занимающих стратегически важное географическое положение и проводящих независимую внешнюю политику. А все эти вечные лицемерные мантры о демократических свободах, нарушениях прав человека и защите угнетённых народов – всего лишь повод бесцеремонно вмешиваться в дела суверенных государств. Так было и с Сербией, и с Ираком, и с Афганистаном, и с Ливией, и с Сирией.

Таким образом, кризис ООН закономерен. Организация трещит по швам под влиянием двух факторов. Во-первых, ООН не в состоянии справиться с новыми реалиями зарождающегося многополярного мира. Во-вторых, она вынуждена постоянно уступать экспансионистскому давлению США, сознательно раскачивающих ситуацию и создающих хаос, охватывающий всё новые геополитические пространства.

– Складывается ощущение, что ситуация перманентно обостряется. Похоже, что англосаксы, как этническое ядро западного мира, перешли в наступление практически на всех международных площадках. Многие считают, что война уже началась, но ведётся пока в новых, гибридных формах.

– Эта истерическая, подчас на вид совершенно неадекватная экспансия Запада, эти нападки, санкции против России, Китая и других несговорчивых стран – являются рефлекторной реакцией англосаксонского мира на формирующуюся многополярность. Мир выходит у них из-под контроля, к которому они так привыкли за несколько последних столетий. Именно поэтому они и атакуют на всех фронтах и участках. Так что, да, в этом смысле война уже идёт. И она будет беспощадной, как война двух разных мироустройств, разных мировоззрений.

– Жаль только, что переформатирование мироустройства, рождение «прекрасного нового мира», как правило, сопровождается большими и кровавыми военными конфликтами.

– Надо чётко понимать характер и мотивы наших «партнёров». Они холодны и беспощадны. И всегда такими были. У них всё готово к войне. Больше того, она (война) нужна им позарез. Но по всем понятным причинам они не решаются её начать, вынужденные соблюдать осторожность. К счастью, наличие ядерного оружия, в нашем случае парадоксально являющегося фактором мира, пока удерживает их от атаки. Они боятся неприемлемого ущерба. Как и всякий хищник, они готовы атаковать только наверняка, т.е. практически безнаказанно, как это было, например, с Сербией. Так что не следует поддаваться вредным и опасным иллюзиям: настрой на войну у политико-формирующей западной элиты однозначный.

Поворот оверштаг, смена курса, который решительно совершил наш президент, реформа и перевооружение армии – всё это произошло вследствие понимания нашим политическим руководством, президентом того факта (а, может быть, и разведывательная информация была), что наши партнёры готовятся нанести глобальный опережающий удар. Чтобы раз и навсегда решить проблему с веками стоящей у них поперёк горла Россией и русским миром. Что нам делать? Гарантия против агрессора только одна: убедительность и однозначность свидетельств того, что такого рода авантюра не только не приведёт к победе, но полностью погубит человеческую цивилизацию, по крайней мере в том виде, в каком мы её сегодня знаем и представляем. В связи с этим вспоминается высказывание, приписываемое А.Эйнштейну: ««Я не знаю, каким оружием будут сражаться в 3-й мировой войне, но в 4-й мировой войне будут сражаться палками и камнями». Так что остаётся только благодарить Бога за то, что в этот исторический момент у нас оказалось такое политическое руководство, такая разведка, такие аналитические службы, которые смогли адекватно и реалистично оценить уровень смертельной угрозы. Правильно оценить и принять своевременные меры. Поскольку не все до сих пор понимают: вопрос стоял о жизни и смерти. И счёт уже шёл на годы. Фактически был запущен счётчик обратного отсчёта. Но тут мы, весьма неожиданно, расстроили этот мрачный сценарий, показав, что чаемой Западу долгожданной виктории не будет, будет тотальный неприемлемый ущерб.

Беседовал Илья РЯБЦЕВ

В 70-е годы прошлого столетия человечество сознало, что массовое использование ядерного оружия порождает глобальные катастрофические явления, такие как «ядерная ночь», «ядерная зима» и «огненный шторм». Ядерные удары с чрезвычайно сильными синергетическими эффектами, многократно усиливающие действия первичных поражающих факторов, могут привести к гибели земной цивилизации. Казалось бы, что осознание этого достаточно, чтобы поставить и решить вопрос о запрещении и ликвидации ядерных вооружений. Вопрос о ликвидации всех запасов ядерного оружия и о запрете его производства был озвучен в громких заявлениях Михаила Горбачева, в бытность его руководителем СССР. Ныне, в духе последнего генсека, такие заявления озвучил президент США Барак Обама. Однако слова Горбачева так и остались словами. Думаю, что заявления президента США не приведут к запрещению ядерного оружия. Сегодня мы наблюдаем обратное, к странам, уже имеющим ядерное оружие, добавляются все новые «члены ядерного клуба». Это закономерный процесс, так как обладание ядерным оружием делает его владельца способным защитить себя от более сильного агрессора и быть неизмеримо сильнее в военном отношении по сравнению с теми, кто такого оружия не имеет. Это обстоятельство стало более важным, чем соображение о возможной ядерной катастрофе.

Политика «изгоизации» и действия США и НАТО подталкивают к обладанию ядерным оружием. Конкретными и наглядными примерами подобного рода действий могут служить агрессивная война НАТО против Югославии в 1999 году и интервенция США и их союзников против Ирака в 2003-м. Сейчас США и Израиль разрабатываю варианты военной акции против «изгоя» Ирана. Кстати, некоторые политики в США и НАТО причисляют к «изгоям» и Россию.

Политика «добрых» отношений между государствами и главами этих государств, заключение новых соглашений в этой области, это важно и нужно, но не может быть гарантией от обострения обстановки между государствами и в мире вплоть до самих крайних пределов. В сложившихся условиях имеется единственный путь предупреждения ядерной войны - сделать ее недопустимой (опасной) для тех, кто собирается ее начать, и тех, кто собирается в ней участвовать.

Сделать войну недопустимой возможно только при условии, что страна-агрессор не начнет ядерную войну, если будет знать, что после ее ядерного удара он получит для себя неприемлемый (недопустимый) ущерб в результате ответной реакции со стороны, подвергшейся нападению, или в качестве нежелательных экологических последствий собственного удара.

При таком подходе применение одного показателя «неприемлемого ущерба» недостаточно. Необходимо ответить на другие вопросы - например, будет приемлемый и непоправимый ущерб?

Под неприемлемым для агрессора ущербом будем понимать такой ущерб, предварительная оценка которого вынуждает его отказаться от агрессии, так как выгода от данной акции становится ниже возможных нежелательных последствий ответного удара. Неприемлемый ущерб обладает сдерживающим свойством.

Под непоправимым ущербом будем понимать ущерб, приводящий к катастрофическим последствиям, сопоставимым с мировой экологической катастрофой, то есть ущерб, подрывающий биосферу Земли и имеющий непредсказуемые катастрофические глобальные последствия для всего мира.

Под приемлемым для агрессора ущербом будем понимать такой ущерб, предварительная оценка которого побуждает к агрессии, так как после его ядерного превентивного удара он получит для себя приемлемый (допустимый) ущерб в результате ответной реакции со стороны, подвергшейся нападению.

После ратификации нового Договора СНВ и его выполнения у каждой из стороны останется 1500 боевых блоков, что значительно больше, чем требуется для решения задачи сдерживания. Как уже отмечалось многими экспертами, для сдерживания агрессора достаточно несколько сот ядерных боезапасов, которые достигнут целей и нанесут неприемлемый ущерб в результате ответной реакции со стороны, подвергшейся нападению. Потери блоков в ходе нанесения ответного удара не учитывались. Вместе с тем потери боевых блоков зависят от многих факторов и условий, основными из которых будут: наличие и эффективность системы ПРО; способность ядерного вооружения сохранять боевую эффективность в условиях воздействия противника; особенности и способы применения СНП агрессором, предназначенных для поражения вооружения и обеспечивающих систем ракетных войск.

Подвижные грунтовые ракетные комплексы «Тополь» еще могут послужить до 2019 года.
Фото из каталога «Оружие России»

Публикация в американской газете Wall Street Journal статьи «Мир без ядерного оружия» послужила началом очередного витка дискуссий за безъядерный мир. Ее авторы – бывшие госсекретари США Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший министр обороны США Уильям Пери и бывший председатель сенатского Комитета по Вооруженным силам Сэм Нанн – призвали «великие державы» начать процесс полной ликвидации ядерных вооружений.

На протяжении последующих двух лет институциональная база «безъядерного движения» укрепилась. В Гарвардском университете запущен проект по проблемам ликвидации ядерного оружия, аналогичный проект инициировал Международный институт безопасности. Эксперты в области безопасности стран ЕС создали Люксембургский форум, призванный вырабатывать стратегические проекты в области нераспространения ядерного оружия и ядерного разоружения. Гарвардский университет провел конференцию, посвященную 20-летию подписания Договора о РСМД и перспективам придания ему универсального характера. Следующим шагом стала международная конференция в Осло, организованная Гарвардским университетом и Институтом Гувера, в работе которой приняли участие делегации 128 государств. В Париже состоялась учредительная конференция нового движения «Глобальный нуль» (Global Zero), после чего администрация президента США попыталась вывести обсуждение вопросов ядерного разоружения на международный уровень.

Ключевые его положения были озвучены в Пражской речи Барака Обамы, впоследствии принесшей ему Нобелевскую премию мира.

КТО СПОТЫКАЕТСЯ О КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ ПОЛИТИКИ

В усилившейся дискуссии в рамках концепции Global Zero все громче слышны голоса тех, кто ставит под сомнение адекватность традиционных подходов к определению будущего ядерного оружия и предлагает пересмотр понятийного аппарата и концепций, «унаследованных от прошлого». В этой связи обращают на себя внимание попытки внедрения в массовое сознание российской группой либеральных теоретиков ядерного сдерживания ряда спорных тезисов, направленных на пересмотр содержания категории «неприемлемый ущерб», которая является основополагающим понятием в большинстве дискуссий о перспективах отечественных ядерных сил. Декларируемые тезисы позволяют зачастую прийти к радикальным взглядам на будущее ядерного оружия как инструмента защиты национальных интересов Российской Федерации. На фоне втягивания Москвы в обсуждение концепции Global Zero и ожиданий Запада от России практических шагов по ликвидации своих ядерных вооружений обсуждение этого вопроса приобретает особую остроту.

Основа выдвигаемых идей по пересмотру концепции неприемлемого ущерба изложена в книге «Россия и дилеммы ядерного разоружения» под редакцией Алексея Арбатова, Владимира Дворкина, Сергея Ознобищева, изданной в ИМЭМО РАН в 2012 году, в которой весьма рельефно выдвинута группа тезисов.

Первый – главным недостатком подхода, базирующегося на использовании категории «неприемлемый ущерб», является его неопределенность.

Второй – величина неприемлемого ущерба зависит от исторических, экономических, социальных, психологических и других факторов, различных для всех государств. Известные критерии Андрея Сахарова, Роберта Макнамары и европейских аналитиков (полагавших достаточным для сдерживания несколько единиц боезарядов) носили сугубо теоретический характер, а результаты обширных исследований в этой области нельзя признать успешными.

Третий – дискуссия с целью определения согласованной величины неприемлемого ущерба в практическом отношении бесплодна.

Четвертый – в качестве критерия сдерживания более целесообразно было бы принимать примерный баланс потенциалов ответного удара. Гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи.

В военно-политический лексикон термин «потенциал гарантированного уничтожения» в 1967 году ввел министр обороны США Роберт Макнамара, тесно связывая его с понятием неприемлемого ущерба. Сам Макнамара следующим образом определял эту связь: «Краеугольным камнем нашей политики остается сдерживание от нанесения ядерных ударов по США или их союзников. Это становится возможным для нас путем сохранения способности к нанесению неприемлемого ущерба любому отдельно взятому агрессору или коалиции агрессоров в любой момент в процессе обмена ядерными ударами, даже в случае внезапного первого удара. Выше упомянутое может быть определено в качестве нашего потенциала гарантированного уничтожения».

Значения критериальных показателей неприемлемого ущерба были определены как поражение одной трети советского населения и двух третей промышленности СССР. Эти количественные значения были получены безотносительно оценок того, что действительно могло сдержать СССР, а с учетом эффективности ядерных ударов по густонаселенным районам. В 1960-х годах аналитики Пентагона полагали, что предложенный Макнамарой критерий неприемлемого ущерба обеспечивается доставкой 400 Мгт к объектам поражения на территории СССР. Критерием Макнамары руководствовался Вашингтон при определении количественного состава и боевых возможностей стратегических наступательных вооружений, которые должны были обеспечить его достижение в любых условиях развязывания военного конфликта.

Ближайшие помощники Макнамары Алан Энтовен и Уолтер Смит высказывались по этому поводу весьма определенно: «Сдерживание было переведено в гарантированное уничтожение, а гарантированное уничтожение – в количественные показатели достаточности... Главной причиной, почему мы остановились на 1000 ракетах «Минитмен», 41 подводной лодке «Поларис» и примерно около 500 бомбардировщиках, было то, что эффект от дальнейшего увеличения их числа был бы меньшим, чем связанные с этим затраты».

До Макнамары также существовали различного рода оценки масштабов применения ядерных сил, однако выражаемые не в терминах неприемлемости последствий, а в терминах требований к ядерным силам. Макнамара и его команда оказались первыми, кто поставили и решили вопрос о достаточности наносимого противнику ущерба. Тем не менее заслуживают внимание оценки «домакнамаровского периода»: критерий Гарри Трумэна – обеспечение «убийства нации» доставкой 400 ядерных боеприпасов (ЯБП); критерий Комитета стратегических оценок США – обеспечение «убийства нации» доставкой 100 ЯБП; американские исследования 50-х годов – потери 40% населения и 60% производства, обеспечивающиеся доставкой 50 ЯБП; критерий Германа Кана – прекращение исторического развития страны путем поражения 50–100% населения.

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ

В 70-х годах понимание критериев неприемлемого ущерба значительно углубилось. В целях оптимизации применения ядерных сил США, а также замедления восстановления экономики противника в случае войны стали учитывать не только прямой, но и косвенный ущерб экономике. Отсюда берет свое начало концепция выборочных ударов по ключевым отраслям промышленности. Аналогичный подход был применен американцами и к оценке собственной уязвимости на региональном, отраслевом и общенациональном уровнях. С одной стороны, это позволило выработать к началу 80-х годов комплексный подход к проблемам защиты гражданского сектора вместе с военным планированием, мобилизационной подготовкой экономики, а также к ведению переговоров о сокращении стратегических ядерных вооружений. С другой стороны, это привело к более глубокому осознанию критериев неприемлемого ущерба, что позволило, например, уже в конце 70-х годов отойти от критерия Макнамары и начать использование критерия Гарольда Брауна (известного физика, министра обороны в администрации Джимми Картера). По критерию Брауна неприемлемый ущерб с учетом различных факторов обеспечивался доставкой 200 боевых блоков мегатонного класса, то есть по отношению к макнамаровским оценкам был снижен в два раза.

В 80-х годах подходы к выработке критериев неприемлемого ущерба дифференцируются в зависимости от характера и варианта удара, важности объектов и дополняются качественными характеристиками состояния государства как социально-экономической и политической общности. В этот период зарождается актуальный и по сей день подход к идентификации критериев неприемлемого ущерба, базирующийся на определении возможных постядерных состояний и минимизации их количества. Базовая идея такого подхода в западных исследованиях была высказана Артуром Катцем в его работе «Жизнь после ядерной войны. Социальные и экономические потрясения после ядерной атаки по США», опубликованной в Кембриджском университете в 1982 году. В частности, выделялись следующие состояния страны:

– биологическое выживание разрозненных групп людей при отсутствии какого-либо управления ими и полном развале страны;

– региональное выживание при сохранении отдельных звеньев административно-политической структуры и отсутствия централизованного руководства ими на общенациональном уровне;

– государственное выживание, при котором сохраняются жизнеспособные общенациональные органы управления;

– социально-политическое выживание, при котором государство в целом сохраняет способность контролировать обстановку и проводить независимый курс на международной арене.

Необходимость конкретизации и параметризации указанных состояний на сегодняшний день выступает в качестве основного источника проблем методологического характера. До конца эта задача не решена. При этом уже к середине 80-х годов уровень развития математических инструментов позволял обеспечить связь между идентифицированным постядерным состоянием субъекта или объекта сдерживания с количеством доставляемых ЯБП, которое можно рассматривать в качестве одного из измерений критерия неприемлемого ущерба (КНУ). В частности, англосаксонские «фабрики мысли» давали следующие ответы на этот вопрос.

Стэндфордский институт: нанесение выборочных ударов 750-1250 ЯБП малого класса мощности по предприятиям 15 базовых отраслей промышленности США приведет к потери 33% производственных мощностей этих отраслей. При этом сохранившиеся мощности будут не в состоянии функционировать с прежней эффективностью. Валовый национальный продукт США не превысит 65–75% довоенного уровня. Время восстановления – 9 лет.

Кембриджский университет: удары 300–800 ЯБП различной мощности нанесут неприемлемый ущерб США.

Корпорация РЭНД (сокращение от Research and Development – научно-исследовательские разработки): нанесение ударов 200–300 ЯБП приведет к нарушению региональных экономических связей, вследствие чего экономика США не будет представлять собой единое целое; а удары по территории США 500 ЯБП по 550 кт и 200–300 ЯБП по 100 кт приведут к полному развалу экономики. Потери населения составят 65% (через неделю после нанесения ударов без учета мер защиты).

На современном этапе при идентификации критериев неприемлемого ущерба наибольшее распространение получили подходы, связанные с оценками уровня поражения военного и экономического потенциалов и временем их восстановления, а также подход, базирующийся на использовании математической геополитики, в частности, использующий понятия геополитического статуса и геополитической дистанции. Оба они базируются на необходимости конкретизации постядерных состояний объекта сдерживания.

Таким образом, на протяжении нескольких десятилетий понятие «неприемлемый ущерб» выступало в качестве основополагающего при рассмотрении таких категорий, как паритет, стратегическая стабильность, превосходство, сдерживание, военно-стратегический баланс. Это позволило обеспечить успешное решение вопросов, связанных с проблемами разоружения, заключения договоров о сокращении вооружений или при принятии решений о направлениях дальнейшего развития стратегических вооружений. Тем не менее сейчас ставится вопрос о пересмотре сложившихся подходов.

ВЗГЛЯД С ДРУГОГО БЕРЕГА

Итак, рассмотрим более детально упомянутые ранее тезисы, являющиеся, по мнению их авторов, достаточным основанием для отказа (либо пересмотра сути) использования категории «неприемлемый ущерб».

Первый – главным недостатком подхода, базирующегося на использовании категории «неприемлемый ущерб», является его неопределенность. При рассмотрении концепции неприемлемого ущерба наиболее сложной является задача формирования цели ядерного конфликта и ее соотнесение (взвешивание) с получаемыми потерями и выгодами. Как было показано выше, эта задача связана с идентификацией постядерных состояний государства-агрессора и их минимизацией. Сложность решения проблемы идентификации КНУ обусловлена проблемами чисто методологического характера, вызванными невозможностью полного учета в формальных моделях всего множества значимых факторов. Однако несовершенство существующего методологического инструментария ни в теоретических, ни в прикладных исследованиях никогда не являлось достаточным основанием для их прекращения. Скорее наоборот, этот факт должен выступать в качестве движущей силы на пути к развертыванию и интенсификации широкомасштабных исследований по данной проблематике. В качестве примера можно привести задачи, которые решались математиками десятилетиями и столетиями, – доказательство гипотезы Пуанкаре, великой теоремы Ферма и другие.

Второй – величина неприемлемого ущерба зависит от исторических, экономических, социальных, психологических и других факторов, различных для всех государств. Критерии Сахарова, Макнамары и европейских аналитиков (полагавших достаточным для сдерживания нескольких единиц боезарядов) носили сугубо теоретический характер, а результаты обширных исследований в этой области нельзя признать успешными.

Несмотря на сложность решения и гиперпараметричность задачи идентификации критериев неприемлемого ущерба, их спектр не ограничивается только критериями Сахарова и Макнамары.

Действительно, психологический характер сдерживания признан давно. Обусловлено это осознанием того, что итоговым объектом сдерживания фактически является высшее руководство государства – потенциального агрессора, как орган, принимающий решение. В этой связи роль психологической функции в составе механизма силового стратегического сдерживания не ставится под сомнение. Прежде чем связывать влияние психологических факторов на критериальные значения показателей неприемлемого ущерба, отметим, что в настоящее время специалистами выделяется два направления исследований неприемлемости последствий:

– определение объективных уровней неприемлемости, предполагающее комплексный анализ различных сфер функционирования государства в условиях воздействия средств вооруженной борьбы;

– определение субъективных (воспринимаемых) уровней неприемлемости, предполагающее анализ механизма принятия «порога неприемлемости» и базирующееся на том факте, что для анализа неприемлемости важна не столько собственно оценка «физического» ущерба, сколько оценка его восприятия.

Очевидно, что существует различие между объективным и субъективным уровнями неприемлемости ущерба. Причем значения показателей второго из них могут оказаться на порядки меньше первого.

Признание существования субъективных уровней неприемлемости последствий позволяет некоторым исследователям минимизировать традиционные уровни ущерба до одного – нескольких боевых блоков, доставляемых к территории противника. При этом в качестве основных аргументов в пользу своей правоты используются не научные инструменты, а высказывания известных политиков, достоверность которых проверить не представляется возможным. Такой подход породил целое семейство субъективных критериев неприемлемого ущерба. К их числу относятся так называемые критерии Мао Цзэдуна (90% населения применительно к своей стране), Шарля де Голля (несколько боевых блоков), Джона Кеннеди (несколько боевых блоков), Рональда Рейгана (один боевой блок) и другие.

Само существование именно этих, часто цитируемых субъективных КНУ носит весьма условный характер. Причины этого обусловлены тем, что сделанные видными политическими деятелями заявления велись не в контексте обсуждения проблематики неприемлемого ущерба, а поэтому являются лишь информационной посылкой оппонентам о возможной реакции обороняющейся стороны на применение вероятным противником против нее ядерного оружия. Так, в основу критерия Мао Цзэдуна положен посыл, свидетельствующий о декларативном безразличии к наличию у оппонента ядерного оружия. Кстати, в период ядерной монополии такого рода политика была характерна и для советской дипломатии. Посылы Кеннеди, Рейгана и де Голля говорят о том, что даже при падении одного блока на их территорию агрессор получит ядерное возмездие. Тем самым в заявлениях известных политических лидеров прослеживается одна и та же мысль о недопустимости ядерного шантажа со стороны вероятного противника. Только в основу стратегии Мао Цзэдуна положена стратегия защиты слабого от сильного, а в основу американских лидеров – защита сильного от сильного. Поэтому и значения критериальных показателей заявляемого субъективного КНУ существенно отличаются: слабый игрок декларирует безразличие, заявляя о верхней границе неприемлемости, а сильный игрок говорит о нижних значениях этого параметра.

В целом, не отрицая существование субъективных уровней неприемлемости последствий вооруженной борьбы, необходимо констатировать, что достоверность сформулированных ранее субъективных критериев Мао Цзэдуна, Шарля де Голля, Джона Кеннеди, Рональда Рейгана до настоящего времени не подтверждена результатами ни индуктивных, ни тем более логико-дедуктивных методов анализа.

Третий – субъективные критерии неприемлемого ущерба не могут рассматриваться в качестве требований к перспективной группировке СЯС при планировании ее развития по следующим причинам.

Прозвучавший в определенный исторический период тезис, тем более из уст политиков стран – вероятных агрессоров, не может рассматриваться в качестве требований, предъявляемых к развитию СЯС Российской Федерации. Эта информация может выступать лишь в качестве рабочей гипотезы о существовании субъективных уровней неприемлемости у военно-политического руководства вероятного агрессора. Более того, очевидно, что одним – двумя боевыми блоками нанести объективно неприемлемый ущерб (имеется в виду физический) государству-агрессору невозможно. При этом может оказаться, что сдержать противника можно угрозой применения одного, двух и так далее ЯБП. То есть критериальные значения субъективно неприемлемого ущерба могут простираться от одного боевого блока вплоть до значений объективно неприемлемого ущерба. Однако какова достоверность такой оценки и каков временной интервал прогнозирования на основе таких оценок, насколько будет эффективен механизм стратегического сдерживания, опирающийся на субъективные уровни неприемлемости? Достоверных ответов на эти вопросы современная наука дать не может.

Действительно, эффект от угроз, базирующихся на использовании субъективно неприемлемого ущерба, в существенной мере зависит от психологических аспектов принятия решений ВПР страны-агрессора, что приводят к нестационарности его значений. Например, в некоторый момент времени вероятность сдерживания вероятного агрессора с опорой на ограниченный (единичный) потенциал СЯС может оказаться весьма существенной, а в следующий – уже нет. Все дело в том, как в текущий момент времени вероятный агрессор воспринимает потенциальный масштаб последствий применения ядерного оружия.

Таким образом, представленные выше аргументы позволяют констатировать, что концепция субъективных критериев неприемлемого ущерба, имея свое самостоятельное значение, в целом позволяет решать лишь ограниченный круг ситуационных подзадач (в основном – оперативное оценивание ситуации или ее краткосрочный прогноз), возникающих в процессе решения задачи стратегического сдерживания. Следовательно, при таком подходе ситуация неопределенности категории «неприемлемый ущерб» многократно возрастет, и в первую очередь из-за практически полного отсутствия в настоящее время математического аппарата, обеспечивающего учет психологических и поведенческих аспектов принятия решений вероятным агрессором при развязывании им крупномасштабного военного конфликта.

Четвертый – дискуссия с целью определения согласованной величины неприемлемого ущерба в практическом отношении бесплодна.

С данным тезисом нельзя не согласиться, если его авторы имеют в виду согласование значений критериальных параметров неприемлемого ущерба с вероятным агрессором. А если вести речь об обсуждении затронутой проблемы российскими военными экспертами, то выдвинутый тезис противоречит имеющейся практике научного обоснования решений, принимаемых в военно-политической сфере. Подобного рода дискуссии велись ранее и ведутся в настоящее время, только происходят они в формате встреч «за закрытыми дверями» по вполне понятным причинам.

В качестве критерия сдерживания было бы более целесообразно принимать примерный баланс потенциалов ответного удара. Гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи.

НАДО ЛИ НАМ СОКРАЩАТЬ СВОИ СЯС?

При таких формулировках возникает ощущении о подмене цели существования СЯС. Как будто вместо решения задачи по обеспечению обороноспособности страны нам предлагают в качестве цели рассматривать формирование баланса с противостоящей стороной, который в рамках концепции Global Zero может привести к полному ядерному разоружению Российской Федерации. В докладе «Модернизация ядерной стратегии США, состояние и структура сил», составленном комиссией под руководством генерала Джеймса Картрайта (до лета 2012 года – вице-председатель Комитета начальников штабов – «НВО») для неправительственной организации «Глобальный нуль» констатируется, что современные ядерные арсеналы США и России «значительно превышают то, что является необходимым, чтобы соответствовать разумным требованиям сдерживания». В связи с этим в докладе предлагается сократить ядерные арсеналы США и России до 900 стратегических боеголовок и только половину этих ЯБГ держать оперативно развернутыми, а остальные – в резерве. Эти 450 оперативно развернутые ЯБГ находились бы в состоянии готовности к запуску в пределах от 24 до 72 часов. Резервные ЯБГ могли бы быть готовы к оперативному развертыванию в «пределах недель или месяцев».

Первопричиной необходимости и развития СЯС, обладающих гарантированной возможностью нанесения неприемлемого ущерба в любых условиях обстановки, является масштаб угроз военной безопасности Российской Федерации, которые необходимо парировать. Необходимым (но не достаточным) условием для постановки вопроса о радикальном снижении ядерного потенциала России является снижение масштаба угроз Российской Федерации. По имеющимся прогнозам военно-политической обстановки в период до 2030 года она останется крайне нестабильной и конфликтной на всех стратегических направлениях. На этом фоне постановка вопросов о ядерном разоружении России не столь безобидна, как это пытаются преподнести нам западные партнеры.

Таким образом, пересмотр концепции неприемлемого ущерба возможен только при значительном снижении масштаба внешних угроз военной безопасности и наличии подтверждающих этот факт долгосрочных достоверных оценок, либо при радикальной трансформации цивилизационных основ мироустройства (хотя трудно надеяться, что все жители Земли вдруг станут гуманистами).

С учетом сказанного выше можно сделать несколько обобщений и утверждений.

Несмотря на изменившуюся военно-политическую обстановку, масштаб угроз военной безопасности России не уменьшился, а, скорее, изменил свой характер. В условиях наращивания боевых возможностей сил общего назначения НАТО во главе с США и придания им явно выраженных наступательных возможностей; дальнейшего развертывания ПРО США, роль которой в условиях ограниченных потенциалов СЯС противостоящих сторон существенно возрастает, провоцируя страну, обладающего ею, к превентивному удару; отказа США от подписания юридически обязывающего документа о ненаправленности ПРО США против России – задача сохранения достаточного потенциала СЯС РФ сохраняет свой высший государственный приоритет.

В условиях невозможности со стороны Российской Федерации обеспечить достаточно эффективное безъядерное парирование действий США в военно-технической сфере ответ на вопрос о стабильности такой геополитической ситуации можно дать словами одного из наиболее ярких умов холодной войны, нобелевского лауреата по экономике Томаса Шеллинга: «Ситуация является устойчивой, когда ни одна из сторон не может уничтожить другую, независимо от того, нанесет ли она удар первой или второй, то есть когда ни одна из них не может, используя выгоду первого удара, уничтожить способность другой стороны нанести ответный удар».

При детальном рассмотрении тезисов, направленных на формирование позиции по отказу от применения на практике категории «неприемлемый ущерб» или придания этой категории новых смысловых наполнений, даже на уровне логического анализа выявляется широкий спектр их внутренних противоречий. Поэтому основания для отказа от концепции неприемлемого ущерба являются бездоказательными, а достаточность СЯС должна определяться через объективные уровни неприемлемого ущерба, который, в свою очередь, должен сохранить свою роль «внешнего дополнения» по отношению к моделям развития СЯС.

Дискуссия по вопросам ядерного сдерживания не должна являться плодом умозрительных рассуждений военных теоретиков. Те, кто ратует за радикальное сокращение СЯС, не приводят убедительных доказательств, что безъядерный мир будет более безопасным. Предлагаемые разоруженческие инициативы не опираются на результаты математического моделирования двусторонних боевых действий ядерных сил. Необходимо признать, что любая дискуссия о будущем ядерных сил России, ведущаяся в таком тоне, придает риторике схоластический характер, превращая обсуждение вопросов о будущем ядерного оружия в особый вид литературного творчества.

Или лишается политических и экономических мотивов ее дальнейшего ведения. Достигается нанесением противнику таких потерь, компенсация которых возможна лишь в отдаленной перспективе. Также осуществим в случае разрушения всего экономического потенциала государства , в связи с чем дальнейшее ведение им борьбы ведет к необратимому ухудшению обстановки и, в конечном счете, к капитуляции .

Исторический опыт показывает, что принципом сдерживания любой агрессии является угроза неотвратимого и неприемлемого возмездия от государства , подвергнувшегося нападению. Агрессор всегда оценивает ожидаемые «плоды войны . и сопоставляет их с возможным ответным ущербом.

Неприемлемый ущерб служит для потенциального агрессора прогнозным ориентиром, сдерживающим его от нападения даже при наличии факторов, обеспечивающих ему военный успех. По сути, неотвратимость нанесения агрессору ответными действиями неприемлемого ущерба лишает его мотивов развязывания войны . И только ложный прогноз и авантюристическая неадекватность восприятия действительности элитами страны-агрессора могут толкнуть его к началу кровопролития. Тем не менее, эти субъективные факторы не уберегут агрессора от катастрофичных последствий его разрушительной политики .

Любое миролюбивое и экономически развитое государство для сдерживания (предотвращения) агрессии должно самостоятельно (или в составе коалиции дружественных государств) обладать демонстративной способностью нанесения агрессору неприемлемого ущерба . В этом случае потенциал сдерживания будет принят во внимание любым потенциальным агрессором.

В мирное время фактор неприемлемого ущерба требует от потенциального агрессора учета неизбежных собственных катастрофических потерь в подготавливаемой им войне . В период войны этот фактор воздействует на противника в рамках активной обороны .

Неприемлемый ущерб теоретически может воплощаться в трех наиболее характерных стратегических сценариях или их комбинациях:

- наименее трагический (с точки зрения последствий для мирного населения воюющих сторон), состоит в отражения агрессии посредством разгрома вторгшихся ударных группировок противника и выдворения их остатков с собственной территории. В результате агрессор теряет физическую способность к повторному вторжению и продолжению войны . Этот сценарий может быть реализован миролюбивым государством , имеющим явное военное превосходство над агрессором или, по крайней мере, примерно равный с ним боевой потенциал;

- реалистический , состоит в сдерживании эскалации агрессии за счет последовательного уничтожения высокоточным обычным оружием боевого и военно-промышленного потенциала неприятеля. При этом сценарии агрессор теряет политический смысл продолжения войны , хотя и сохраняет физическую возможность ее продолжения;

- наиболее разрушительный , но единственно возможный для более слабого в военном отношении государства , состоит в его способности (в случае вторжения агрессора) наносить ядерным оружием удары по заранее выбранным «целям-заложникам» агрессора, представляющим собой жизненно важные экономические объекты (например, АЭС, гидроузлы, плотины, энергетические установки, химические заводы, нефтяные терминалы), скопление живой силы неприятеля (воинские контингенты) и даже крупнейшие населенные пункты.

Наиболее скоротечным может быть третий сценарий, так как в результате разрушения ключевых объектов и, как следствие, острого ухудшения экологической обстановки, станет невозможной не только экономическая, но и военная деятельность воюющих сторон.

Разнообразие комбинаций из приведенных выше сценариев достаточно велико, однако, для обороняющейся стороны любая из выбранных комбинаций должна быть ориентирована на достижение в ответных действиях неприемлемого для агрессора ущерба.

Спектр воздействующих на агрессора факторов, влияющих на достижение неприемлемого ущерба , чрезвычайно разнообразен. В стратегическом смысле желательно, чтобы любая их совокупность была способна достаточно быстро обеспечивать физическую невозможность, а в военно-политическом смысле - целевую бессмысленность к продолжению агрессии , если она уже развязана. В этом и состоит сущность неприемлемого ущерба как универсального средства сдерживания агрессора от развязывания войны или ее продолжения.

Важно отметить и то, что способность к нанесению неприемлемого ущерба любым государством , владеющим высокоточным дальнобойным оружием , способным разрушать экологически опасные объекты агрессора и другие жизненно важные цели, уравнивает активно задействованную военную мощь противоборствующих сторон, находящихся на существенно разных уровнях экономического и военного развития.

В этой связи к числу наиболее сложных военно-экономических проблем относится вопрос ресурсного обеспечения способности государства для нанесения агрессору неприемлемого ущерба . Если в теоретических оценках ядерных войн есть некоторые исходные данные для расчета сил и средств сдерживания, то для анализа обычных (неядерных) сил и средств сдерживания дело обстоит много сложнее. При этом наиболее актуальной задачей является качественно-количественное обоснование состава и структуры постоянно задействованных неядерных компонентов вооруженных сил мирного времени – боевого потенциала ВС .

Поэтому расчет неприемлемого ущерба требует коллективно-эвристических оценок с привлечением к нему ученых и специалистов гуманитарных научных школ. Попутно заметим, что этот фактор оценки возмездия, равно как и вызванные разрушением материальных объектов человеческие жертвы в расчетах либо игнорируются вовсе, либо учитываются в качестве «сухого остатка». При этом недостаточный учет психологических факторов неприемлемого ущерба приводит – в мирное время - к завышению расходов на оборону или – во время войны – к превышению необходимого уровня самозащиты от агрессии и нанесению государству-агрессору неоправданно высокого ущерба, сопровождаемого массовой гибелью гражданского населения.

Фактор эффективности неприемлемого ущерба проверен многолетней практикой отношений между ядерными государствам ., между которыми не было ни одного прямого силового конфликта. Достаточно привести пример благоприятного разрешения Карибского кризиса в тот период «холодной войны , когда США имели семнадцатикратное превосходство над СССР в стратегическом оружии и в средствах его доставки к целям (5000 ядерных баллистических ракет против 300), но первыми проявили мирные инициативы.

«Неприемлемый ущерб», как важнейшая интегральная дефиниция в структуре оценок и практических действий любой оборонительной стратегии, не должен позиционироваться как устрашающий символ военной мощи. Если потенциальный агрессор будет сознательно введен в заблуждение и в итоге переоценит военную мощь своего противника, то это приведет к наращиванию им своих военных «мускулов». Это в свою очередь потянет гонку вооружений – ведь противник также будет вынужден наращивать свои затраты на оборону .

Может сложиться и иначе: агрессор, недооценив оборонную мощь своей «жертвы», пытается воспользоваться её «немощью», развязывая против нее военные действия .

Разумеется, оборонное строительство и военные приготовления не могут быть абсолютно транспарентны другим государствам . В современных условиях роль удержания секретов, особенно по «прорывным» военным технологиям и технологиям «двойного назначения», резко возрастает. Это связано не только с обеспечением военной безопасности .государства, но и с необходимостью противодействия военно-промышленному шпионажу и завоевания (удержания) рынков экспорта военной продукции.

Но при этом сильному в военном отношении государству не следует укрывать и замалчивать свой военный потенциал, способный нанести любому агрессору «неприемлемый ущерб». Он должен быть официально продекларирован, но не как средство устрашения, а как фактор сдерживания любой агрессии . В этом случае «неприемлемый ущерб» явится эффективной мерой