Полгода тому назад вышла книжка «Лестница в небо», в которой мы с коллегой Сергеем Щегловым подробно разъяснили, как устроены взаимодействия элитных группировок. Теоретически, есть замечательная фраза, принадлежащая Роберту Кирхгофу: «Нет ничего практичнее хорошей теории». Поэтому нашу теорию следовало применять на практике.
Конкретно – она была применена к нашей (российской) ситуации в части влияния на нее выборов в США. Дело в том, что современная российская элита – в части ее экономического блока – создавалась в девяностые годы командой Билла Клинтона. И по этой причине они являются очень близкими к той группе, которая двигала в президенты США Хиллари Клинтон.
Экономически – это группа, ориентированная на мировую финансовую элиту, и ее статус в России поддерживался тем, что именно эта группа обеспечивала приток иностранных инвестиций в Россию. Отметим, что именно команда Гайдара–Чубайса «запретила» в России альтернативные модели, связанные с развитием инвестиций внутренних.
В силу своего элитного статуса эта группа была неподсудна. То есть в рамках всей государственной машины – применение, в частности, законов, к этой группе было невозможно. Потому что это бы неминуемо вызвало очень острые внешние конфликты. Ну, собственно, ни в одной стране мира элита не подсудна.
Где-то примерно с 2008 года появились сомнения, что эта группа в состоянии дальше обеспечивать экономический рост. С 2012 года в стране начался постоянный спад. Есть серьезные основания считать, что именно эта либеральная группа обеспечила по заказу мировой финансовой элиты резкое ускорение оттока капитала из России – через девальвацию декабря 2014 года, в результате которой мы потеряли около 200 млрд долларов. Сегодня они были бы нам очень кстати! Но эта группа, как и ранее, продолжала оставаться неподсудной…
До тех пор пока не случились выборы в США. Дело в том, что эти выборы привели к власти в Америке альтернативную элитную группировку. Да, эта группа еще не освоилась, она еще не взяла в свои руки рычагов управления Соединенными Штатами. Но уже понятно, что в рамках регулярного развития событий это произойдет. Этого пока недостаточно, чтобы изменить экономическую политику в нашей стране, но позволило снять с команды Гайдара–Чубайса вот эту невидимую защиту.
Не вызывает сомнений, что недостатка в материалах, по которым можно было бы арестовать Улюкаева за взяточничество, не было уже с 1992 года, когда он был «ближайшим оруженосцем» Гайдара. Но еще раз повторяю: в соответствии с теми элитными правилами, которые описаны в нашей книге, это было невозможно. Победа Трампа на выборах радикально изменила ситуацию.
И я не знаю, сыграло ли свою роль то, что буквально за несколько часов до задержания Улюкаева произошла первая беседа Путина с Трампом. Это неизвестно. Но если это и совпадение, то оно чрезвычайно символичное.
Как только стало понятно, что либеральная команда в России потеряла «крышу», она перестала быть неприкасаемой. Фактически речь идет о том, что элита 90-х годов постепенно начинает терять в России свой элитный статус. Отмечу, еще раз повторю, что поскольку это вывод, который следовал из нашей теории, то он был описан еще полгода, а то и больше тому назад, хотя многие в это не верили.
А дальше можно много ерничать. Например, придумывать варианты, при которых сразу после победы Клинтон в случае ее победы, Улюкаев бы опубликовал в газете «Ведомости» или выступил бы в программе «Время» с обвинением в сторону силовиков в их коррумпированности, и последовали бы многочисленные отставки силовиков. Но это уже фантазии. Пока можно сказать следующее: был сделан первый шаг. Последует ли за ним быстрый второй – это вопрос!
Я напомню историю 1996 года. Теоретически мог бы найтись какой-нибудь Чубайс, который побежал бы к Путину и потребовал освобождения Улюкаева. Но сегодня в это не очень верится. И поэтому я склонен считать, что, в отличие от героев скандала с коробкой от ксерокса, Улюкаев быстро из тюрьмы не выйдет. Но в любом случае можно сказать, что в нашей стране будут происходить принципиальные изменения в верхних элитах.
И вот здесь можно сделать только одно замечание – достаточно важное. Дело в том, что мы не готовы оказались к тем изменениям, которые произошли с победой Трампа. Я напомню, что, когда я весной принял решение идти на выборы в Госдуму, я имел в виду в том числе и то, что хотя бы в Госдуме должна быть небольшая фракция, которая может быть идейным партнером тех сил, которые стоят за Трампом. То есть патриотов.
К сожалению, этого сделать не удалось. В Госдуме сегодня имеется три, прямо скажем, несерьезные фракции, которые мало того, что ни на что не влияют, они еще и по разного рода причинам не могут быть партнером серьезным сил на Западе. А что касается «Единой России» – это такая либерально-бюрократическая структура, которая бы очень хорошо подружилась с командой Клинтон, которая очень прекрасно общается с европейскими либералами в рамках Совета Европы. Но быть партнерами Марин Ле Пен, Сары Вагенкнехт и Дональда Трампа – она не может.
И по этой причине я уверен, что сегодня ключевой нашей задачей является прочное создание – и в политическом поле, и в идейно-теоретическом дискурсе – патриотических групп.
Женихи и невесты
Как и любая теория, та, что разработана лауреатами Нобеля-2012, обращена к некоторым формализованным объектам. Как условную задачу нужно рассматривать и следующую: есть четыре жениха и три невесты, хорошо знакомые друг с другом. Нужно не просто их переженить, но и сделать так, чтобы все были максимально довольны.
Каждая женитьба приносит пользу (outcome) как жениху, так и невесте, но каждому свою. Польза определяется только тем, как одна сторона воспринимает другую.
На величину этой пользы можно повлиять только сменой партнера, и никак иначе. Условность, конечно, но очень близкая к реальности. В этой ситуации вроде бы нет рынка как такового, никто не торгуется, нет равновесия спроса и предложения, равновесных цен.
Можно предположить, что как раз удаленностью коалиционных моделей от классической рыночной схемы объясняется то, что коалиционные игры так долго игнорировались Нобелевским комитетом. Но Л. Шепли доказал, что существует точка равновесия, когда все женитьбы максимально удачны, а следовательно, и браки будут стабильными.
Шепли предложил распределение выигрышей между участниками коалиции, при котором доля выигрыша отдельно взятого участника является функцией от его вклада в совокупный выигрыш. Такое распределение выигрыша носит название вектора Шепли. Впоследствии появились векторы Шепли – Фолкмана, Ауманна – Шепли, Шепли – Шубика и многие другие. Каждый игрок получает особую оценку – «стоимость Шепли» (Shapley value), определяемую его ожидаемым вкладом при участии во всех возможных коалициях (она задается на основе аксиом, предложенных Шепли в 1953 г.). С учетом этого доля каждого игрока в любом коалиционном «пироге» однозначно определяет и предпочтения, и оптимальное решение. Э. Рот позже предложил альтернативную аксиоматику для «стоимости Шепли», которая приводит к близким решениям.
Таким образом, наряду с вкладом в экономическую теорию, работа лауреатов 2012 г. приносила и уже 60 лет приносит конкретную практическую пользу.
Нет ничего практичнее хорошей теории
Весьма интересный объект исследований лауреатов – так называемые сваливающиеся (unraveling) рынки14. Относилось это явление, прежде всего, к рынкам труда. На таком рынке есть вакансии и соискатели. Когда их число примерно одинаково, то рынок работает нормально. Рынок начинает сваливаться (еще один перевод – «распутываться»), когда либо вакансий существенно больше, либо больше тех, кто ищет работу. Сравнивать структуру тех и других по специальностям, месту расположения фирмы или по уровню зарплаты – дело почти безнадежное. Поэтому в исследованиях дифференциация и резюме, и вакансий зачастую ограничивалась распределением фирм и запросов по величине компаний: очень крупные отделялись от более мелких. При этом превышение численности желающих получить работу измеряется опережением потока заявок на работу и в оценках увеличения времени поиска приемлемого места работы.
Ясно, что «сваливание» рынка может наступать по многим причинам и быть как эффективным, так и неэффективным. Эффективное сваливание рынка – такое, вследствие которого стратегии компаний и людей, пытающихся найти работу, эффективно изменяются, прежде всего, через корректировку времени ожидания удачного трудоустройства.
Широко распространено представление о том, что главная причина сваливания рынков труда – дефицит квалифицированной рабочей силы. Но в такой ситуации фирмы зачастую стремятся подавать объявления о вакансиях пораньше. В экспериментах Э. Рота подтвердилась гипотеза, согласно которой не всегда дефицит работников приводит к сваливанию рынка, поскольку работники уже знают о дефиците и потому не торопятся быстро принимать предложения от второстепенных фирм. И в модели, и в экспериментах баланс спроса и предложения оказывается возможным через простое регулирование времени ожидания.
В моделях Э. Рота и его соавторов качества работников и фирм напрямую не делятся по уровню (высокий – низкий) или по отраслям и специальностям. Компании делятся на крупные (элитные) и малые (обычные). Например, федеральные суды считаются элитным местом труда для выпускников юридических вузов.
Результаты исследований убедительно показали, что на таких рынках очень редко существует жесткая конкуренция между крупными и мелкими компаниями, динамика каждого из двух сегментов рынка труда относительно независима15.По этой причине уход от сваливания может различаться для элитных и для обычных фирм.
Разработанная лауреатами теория устойчивого образования сочетаний пар может быть практически применима при приеме людей на работу, детей – в школы и абитуриентов – в вузы, при распределении выпускников вузов, при поиске покупателем товара и т.д. Э. Рот успешно использовал математические алгоритмы для таких проблем, как распределение учащихся по школам в Нью-Йорке и сведение доноров почек с реципиентами.
В 1952 г. в США был создан национальный информационный центр для поддержки трудоустройства молодых врачей – National Resident Matching Program (NRMP). Он взял на себя координацию процесса распределения на основе добровольного участия. В сжатые сроки оказались охваченными все выпускники, у которых практически устранялись стимулы к смене мест работы.
Э. Рот в 1984 г. показал, что в основе успеха – алгоритм поиска стабильных пар, идентичный предложенному в 1962 г. Д. Гейлом и Л. Шепли. В чем-то этот случай напоминает еще один эпизод из истории математических методов в экономике. Уже после присуждения премии Л. Канторовичу и Р. Данцигу было показано, что предложенный ими симплекс-метод использовался в средние века аптекарями Амстердама. Но в то время не было даже символьной записи уравнений.
В первом варианте алгоритма Э. Рота предлагающей стороной были больницы с дефицитом врачей, зависимые от пожеланий выпускников. Они получали преимущество первого хода, то есть выбирали молодых врачей, при этом госпитали упорядочивались по мере убывания остроты дефицита. Когда я заканчивал институт, при распределении молодых экономистов алгоритм был обратным: мы выбирали места работы, при этом нас упорядочивали по сумме баллов, полученных за все время учебы. Прилежание в учебе стимулировалось, а стабильность кадров – нет. Плохие места работы доставались наименее успешные в учении. Дескать, так им и надо.
В 2003 г. Э. Рота заинтересовали сразу две практические проблемы. Первая – выбор школ учениками Нью-Йорка. По разработанной им методике можно было подобрать для каждого старшеклассника подходящую для него существующую школу, а школе – получить подходящего для нее ученика из тех, кто школу выбирает. «Алгоритм отложенного одобрения» основан на согласовании двух порядков убывания предпочтений – школьников – с одной стороны, и школ – с другой.
При системе, существовавшей до внедрения методов Э. Рота, 30 тыс. школьников перечисляли пять наиболее предпочтительных для них школ. Школы по характеристикам школьников отбирали тех, кто для них казался наиболее предпочтительными. После трех этапов выбора неустроенных распределяли по школам в административном порядке.
Система Э. Рота, основанная на модернизированных алгоритмах Л. Шепли и Д. Гейла, оказалась эффективной: уже в первый год численность школьников, желающих перейти в другую школу, снизилась на 90%. При знакомстве с этой системой у российского читателя должно появиться ощущение полной закрытости нашей системы распределения учеников по школам в крупных городах.
Вторая проблема, которая также начала исследоваться в 2003 г. – пересадка почек. В США ежегодно из-за нехватки органов умирает 4 тыс. пациентов, а в очереди на пересадку почек – 85 тыс.16 Обычно при пересадке почки соглашаются быть донорами ближайшие родственники. Но не всегда генетическая близость допускает возможность такой пересадки. По этой причине появляется потребность в системе, которая бы стыковала между собой пары уже согласившихся на пересадку родственных пар «реципиент – донор» и формировала из этих разрозненных пар сеть. В такой сети появляется возможность обмениваться органами с другими родственными парами, органы которых (чаще всего, это почки) оказались несовместимыми для прямой пересадки. Математические методы оптимизации в данном случае требуются более сложные, чем при нахождении оптимальных пар «жених – невеста».
Идея нашла отклик как в математических, так и в экономических и медицинских журналах. При этом особенно поражает, что экономические аспекты создания сети пересадок органов обсуждаются как раз в журнале по трасплантологии17.
Вообще история пересадок почек может показать, как инновационная медицинская технология постепенно превращается в проблему, интересную для экономистов-математиков18. Предложение о возможности пересадки почки от родственника было высказано в 1986 г., в 1991 г. в Корее осуществили первую пересадку, а в 1995 г. там же начались комбинированные пересадки почек, в которых участвовали по три или даже четыре родственные пары «реципиент – донор». Такие небольшие сети можно было сформировать и без математики. В 1999–2000 гг. первые пересадки почек были выполнены в Европе и США. Уже в 2001 г. на основании корейского опыта был создан консорциум по обмену почек в штате Огайо. В 2004 г. в Голландии была принята государственная программа по многостороннему обмену почками, в США она появилась только в 2010 г. Но за это время была проделана огромная подготовительная работа: формирование информационной сети о родственных парах «реципиент – донор» (2005 г.), соглашение между 70 центрами страны по пересадке почек и первая сеть из 10 родственных пар (2007 г.), создание национальной системы регистрации почек (2008 г.).
Так что не надо думать, будто пересадка почек – это сфера, какой занимаются за неимением лучших приложений. В открытом мире, где мало что значат границы между странами и между науками, сначала формируется потребность в математиках или экономистах, затем она оформляется организационно. Тогда уж ученые приходят сами.
Исследовательский центр частного права имени С.С. Алексеева при Президенте РФ работает уже более 25 лет. Неотъемлемой частью Центра является открытая при нем Российская школа частного права. Ее выпускники входят в число лучших специалистов в области цивилистики. О работе Центра, реформе гражданского законодательства, проведенной под его эгидой, секретах высокого профессионализма преподавателей и выпускников Российской школы частного права, качествах, необходимых высококвалифицированному юристу, мы поговорили с кандидатом юридических наук, заместителем председателя Совета, профессором, директором Российской школы частного права Исследовательского центра частного права имени С.С. Алексеева при Президенте РФ Андреем Владимировичем Егоровым.
– Андрей Владимирович, расскажите, пожалуйста, о деятельности Исследовательского центра частного права.
– Основная задача Центра как научного заведения – работа над Гражданским кодексом. В 1994 г. была подготовлена первая часть, затем написаны вторая, третья, четвертая части. В 2008 г. началась работа по реформированию гражданского законодательства. Возникла необходимость привести ГК РФ в соответствие с изменившимися экономическими реалиями. Эта стратегическая работа еще не завершена.
Другое направление деятельности Исследовательского центра – подготовка заключений о законопроектах перед их внесением в Государственную Думу РФ. Центр также занимается организацией конференций для участников гражданского оборота, подготовкой заключений по правовым вопросам, разработкой концепций реформирования.
Еще одно направление – издательская деятельность. Центр осуществляет издание сборников по наиболее важным вопросам гражданского законодательства. Статьи в них написаны выпускниками РШЧП. За последние три года издано уже более десятка книг, а общее их число с момента создания центра превысило три десятка. Я думаю, такими темпами, как мы сейчас набрали, мы займем важную нишу лидирующего издательства по частному праву довольно скоро. Пока публикуются материалы выпускников или преподавателей Центра, но это не потому, что они какие-то особенные, а потому, что мы доверяем качеству. Тем не менее под грифом Центра могут публиковаться и прочие талантливые авторы, которым мы готовы предоставить возможность опубликования. Наша важная задача – популяризация частного права через выпуск качественных аналитических и учебных материалов.
– Много лет Центр возглавлял недавно ушедший от нас Вениамин Федорович Яковлев. Каким руководителем он был, какой опыт вы приобрели, работая рядом с ним?
– Вениамин Федорович был одним из титанов юриспруденции и ученым с большой буквы. Он умел слушать, выслушивал аргументы всех сторон, прежде чем высказать свою позицию. Вениамин Федорович был очень выдержанным руководителем, но если нужно было кого-то приструнить, мог это сделать вполоборота – очень мощное качество. Я был у него заместителем в рабочей группе по реформе общих положений ГК РФ и наблюдал, как Вениамин Федорович мог усмирять рассорившихся профессоров.
Вениамин Федорович читал курс лекций в Российской школе частного права все время работы в Центре. Отменил его только в прошлом году по состоянию здоровья. Он всегда общался со студентами, с удовольствием приходил на приветственный прием в честь первокурсников. С его уходом мы потеряли очень много.
– В чем секрет высокого уровня знаний, получаемых студентами Российской школы частного права, созданной при Исследовательском центре?
– Исследовательский центр был площадкой общения единомышленников – столпов российской цивилистики: С.С. Алексеева, М.И. Брагинского, В.В. Витрянского, В.А. Дозорцева, А.Л. Маковского, Е.А. Суханова, К.Б. Ярошенко. В какой-то момент лучшие российские цивилисты задались вопросом: мы написали новый Гражданский кодекс, но кто будет его применять? И тогда поняли, что нужно учить тех, кто понесет правоприменительную практику в массы. Так была создана Российская школа частного права. В РШЧП существовала практика, когда пять (!) преподавателей читали один и тот же курс с разными подходами. Это заложило у студентов способность смотреть на проблему с разных точек зрения, широко мыслить. Главное – не те знания, которые преподаватель передает студентам, не то, что кто-то заучил и хранит, как секрет. В первую очередь важны способность и желание учиться, открывать новое, работать, читать книги. Если не читать книги – знаний не будет. От просмотра медийного ролика в Ютубе должных знаний не приобретешь.
Несколько наших преподавателей работают в Верховном Суде РФ, формируют практику. Когда Вениамин Федорович Яковлев был председателем ВАС и преподавал в Российской школе частного права, РШЧП была настоящей кузницей кадров ВАС. Одно время в Управлении частного права только один-единственный сотрудник не учился в РШЧП.
– Что в сфере частного права, на ваш взгляд, сегодня больше всего нуждается в изменении?
– Есть разные мировоззренческие подходы. Можно относиться к тому, что есть сейчас, с позиции: есть, и слава богу, что это есть, могло быть хуже. А можно относиться с позиции: это хорошо, но надо, чтобы было лучше. Я занимаю вторую позицию. Хотя многие мои коллеги, особенно знакомые с законотворческим процессом, говорят: опасно; может так получиться, что потом скажем себе: зря мы затеяли эту реформу, стало только хуже, не надо было ничего трогать. Некоторые даже говорят: реформу ГК не нужно было начинать, потому что в ходе ее реализации в ГК, помимо полезных изменений, попали какие-то странные нормы, которые будут дискредитировать ГК по принципу «ложка дегтя в бочке меда».
Но я все равно принадлежу к числу тех, кто считает, что надо что-то делать, пытаться, менять. В моем понимании, изменений нужно много, главное, чтобы они были качественными и продуманными. Европейцы пишут единый европейский кодекс, у них выходят модельные правила и принципы договорного права, то есть они находятся в постоянном поиске. У нас проблема не в унификации, а в поиске справедливых норм.
Если говорить о том, что самое главное, я бы назвал, во-первых, вещное право, потому что без четких пониманий этого права невозможно разобраться с остальным. Надо разобраться с правами на землю собственников зданий и строений. Сейчас это чаще всего аренды, реже – сервитут. Пока собственность на такие земельные участки у государства, еще как-то можно существовать, хотя положение собственника здания все равно является очень шатким. Но уже пошли примеры, когда земля у одного частного лица, а здание – у другого. Вот это точно предпосылка для гражданской войны в миниатюре. Нужно ввести хотя бы право застройки, чтобы оно было нормальным активом, на который, кстати, могли бы обращать взыскание кредиторы застройщика. Сюда же я бы отнес и реформу так называемой «поэтажной собственности» – особого вида собственности на помещения в здании, сочетаемого с правом общей долевой собственности на общее имущество здания и землю под ним. Работу над соответствующей концепцией центр уже заканчивает и скоро анонсирует.
Второе – поправки в закон о банкротстве. Недавно я подписал один из своих самых жестких отзывов – на последние поправки, нацеленные на создание вертикали управления арбитражными управляющими. Предложения, которые там содержатся, в случае их принятия дискредитируют законодателя. Предлагается выстроить жесткую централизованную систему арбитражных управляющих под национальным объединением арбитражных управляющих. Я не уверен в том, что это необходимо. Должна быть добровольная форма самоорганизации арбитражных управляющих, чтобы они вместе вырабатывали правила общежития. А здесь пытаются навязать начальника, который будет держать всех в узде, что противоречит самой идее самоорганизации. Риск злоупотреблений в этом случае сильно возрастает.
Еще одно предложение – дать арбитражному управляющему право без постановления суда налагать частный арест, причем не только на имущество должника, но и на имущество других лиц. Стоит ли говорить о том, к каким злоупотреблениям это может привести.
Также предложено ввести в Закон о банкротстве положение о том, что налоговый орган имеет приоритетное право на удовлетворение своих требований из тех активов должника, на которые укажет, через установление на них права залога. По сути, государство в лице ФНС говорит: всё мне, я сильный. А как же малый бизнес, по которому мы тем самым в очередной раз ударим; обычные кредиторы? Проект изобилует подобными непонятными предложениями и в связи с этим вызвал серьезную озабоченность у представителей различных ведомств, чиновников и банкиров. Пока его рассмотрение отложили на осень. Вместе с тем реформирование Закона о банкротстве – важнейшая задача. Сейчас он представляет собой талмуд, в котором многие важные вопросы не решены, а второстепенные вопросы захламляют текст, и к важному сквозь них не проберешься.
– Как вы пришли в юридическую науку?
– Во время обучения на юридическом факультете Московского государственного университета я работал юристом в Союзе защиты прав потребителей, потом в холдинге бытовой техники, российской юридической фирме, а затем попал в аналитическое подразделение ВАС РФ. Очевидно, природная склонность к аналитике взяла во мне взяла верх, и я понял, что нашел свое. После окончания университета поступил в аспирантуру, защитил диссертацию. Параллельно я закончил Российскую школу частного права.
Последние десять лет моя научная деятельность сильно перемежается с административной деятельностью. В период работы руководителем аппарата ВАС научной деятельности в моей работе было немного. Я писал статьи и читал лекции в РШЧП. И сейчас значительную часть времени занимает организационное оформление работы Центра. Но наука меня очень интересует. Мое кредо: нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Я встречался с огромным количеством людей, которые говорят: я практик, и не надо мне рассказывать твои теории. Но я прекрасно знаю, что так называемые практики подобной бравадой просто прикрывают незнание теоретических базовых вещей. Ни один серьезный спор на миллионы, миллиарды, триллионы не обходится без научного подхода.
Мне интересно развивать как раз прикладную науку. Не абстрактную, которая обсуждает, что такое правоотношение, вещные правоотношения и т.д. Меня интересует, как та или иная позиция в науке помогает решить конкретный казус. Я видел очень много примеров, когда прикладная наука приносит пользу людям.
Сейчас преподавание – мое любимое дело. Общение со студентами РШЧП – одно сплошное удовольствие. Очень сильные ребята, тянущиеся к знаниям. На их фоне самому постоянно приходится тянуться вперед.
– Помимо научной и преподавательской деятельности, вы также были главным редактором журнала «Арбитражная практика для юристов». Какое место занял этот опыт в вашем профессиональном пути?
– Во время работы главным редактором журнала я пытался переформатировать взгляд на журнал, благо, что мне это позволяла редакционная политика. Я показывал, что наука имеет практический прикладной смысл, и публиковал статьи выпускников РШЧП, разумеется, под моим контролем. Отправной точкой публикаций было наличие научной проблемы и судов, которые не понимают эту проблему, из-за чего на практике у людей возникают проблемы. Статей-исследований на подобные темы в журнале было опубликовано очень много.
Такие исследования получались из заданий, которые я давал студентам, читая лекции в РШЧП. Например, рассказываю студентам о сделках, совершенных под влиянием заблуждения, и говорю: проблема огромная, дел раз-два и обчелся, ищите, что в практике. Минимум две диссертации были защищены по этой теме под моим руководством. Студенты написали много работ, и лучшие из них я опубликовал в журнале. Например, Дарья Савранская написала исследование на тему «Сравнение российского и немецкого регулирования в части существенного заблуждения в свойствах предмета». Эта статья вышла в журнале в 2015 г. и осталась до сих пор в российской правовой действительности в качестве лучшей правовой публикации на эту тему. Таких примеров очень много.
Работа по методу прикладной теории продолжится в нашем новом журнале, который мы назвали пока «Журнал РШЧП» (может быть, со временем придумаем что-то позамысловатее), где я вновь буду главным редактором. Уже вышел первый номер, работаем над вторым. Пока он доступен для свободного ознакомления на сайте privlaw-journal.com, необходима только регистрация. Скоро доступ станет платным, но мы обещаем следить за демократичностью цен.
– На ваш взгляд, какие качества необходимы для высокой профессиональной квалификации юриста?
– В первую очередь, должны быть аналитические способности. Юристу нужно очень хорошо знать логику. На юридические факультеты, где не преподают логику, идти учиться нельзя ни в коем случае.
Для юриста научного склада необходимо владеть методом индукции, поскольку ученый находит частные примеры и пытается из них вывести закономерности. Юристы-правоприменители (следователи, судьи, адвокаты) чаще всего делают наоборот – зная общее правило, решают, применить к конкретным обстоятельствам дела это правило или другое: например, применить ли необходимую оборону или ее превышение, то есть подвести казус под более общее правило. Это метод дедукции, которым действовал Шерлок Холмс.
Наконец, у юриста должна быть тяга к справедливости. С одной стороны, это врожденное качество – оно либо есть, либо нет. С другой, это качество, приобретаемое в социуме, – дети откуда-то знают, что справедливо, а что нет. Справедливость – это то, что объединяет людей. Право – это искусство добра и справедливости, говорили древние. А герой моего любимого мультфильма говорил: делай добро и бросай его в воду. В какой-то момент жизни я понял, что эти две поговорки из разных эпох прекрасно дополняют друг друга.
Беседовала Светлана Рогоцкая
В. Пихорович
Я вижу все
И ясно понимаю,
Что эра новая -
Не фунт изюму вам,
Что имя Ленина
Шумит, как ветер, по краю,
Давая мыслям ход,
Как мельничным крылам.
У Ленина есть одна мысль, ценность которой, кажется, до этого времени не понял никто: «Нет ничего практичней хорошей теории».
Ее воспринимали и продолжают воспринимать исключительно как парадокс. Известно ведь что «гений – парадоксов друг». На самом деле это был не парадокс, не блажь гения, а вполне реальное противоречие, неумение правильно разрешать которое в конечно счете и привело социализм в нашей стране к поражению. Это противоречие можно не замечать, но разрешать приходится в любом случае.
Какова же действительная роль теории? Теория – не инструкция, по которой нужно действовать. Инструкции очень нужны, но они не могут заменить теорию, ведь они позволяют действовать только там, где уже наперед известно, как действовать. Теория же позволяет действовать там, где это еще неизвестно. Теория позволяет определять направление, в котором нужно двигаться, чтобы достичь намеченной цели в условиях, когда не только путь к ней неизвестен, но и сама цель определена только в самых общих чертах. Дело в том, что это направление зависит не от цели самой по себе, а от способа ее достижения, от того, насколько верным был уже пройденный путь, и насколько мы в состоянии его правильно продолжить. А это означает, что и сама цель всецело будет определяться тем путем, по которому мы к ней движемся. Цель есть не что иное, как мысленное продолжение того направления, в котором мы движемся. Тем самым, каждый раз, когда мы отклоняемся от генерального направления на цель, когда делаем зигзаги (а историческое движение невозможно без таких зигзагов), действительная цель будет оказываться где-то в стороне, а «прямо по курсу» нам будут видеться ложные цели, миражи, отражающие лишь факт движения в новом направлении, но не дающие ни малейшего представления ни о том, когда и при каких обстоятельствах мы отклонились от курса, ни о том, как изменился азимут нашего движения. Если мы отдаем себе отчет в том, что это лишь временное изменение курса – ничего страшного не происходит, но если, мы не заметив поворота (иногда на все 180 градусов), продолжаем свято верить в то, что мы идем верной дорогой и нужно только немного поднажать, потерпеть – этот путь становится верным путем к катастрофе.
Избежать ее можно, только вовремя скорректировав курс, а точнее, научившись корректировать свой курс постоянно. Это невозможно, не имея надежного компаса, каковым в случае исторического движения может быть только хорошая теория.
Но, возразят нам: разве не именно те люди, которым по долгу службы было положено заниматься теорией – интеллигенция вообще и партийное руководство в частности – завели наше общество в тупик?
Возражение будет в общем правильным, но в частности придется заметить, что оно несколько ненадежно. Далеко не все то, чем занимаются теоретики, есть теория. Точно так же, как вовсе не обязательно теорию должны развивать одни только теоретики. Связь между теорией и теоретиками не настолько однозначна, как кажется на первый взгляд. Да, слова очень близкие, но связь между ними никак не теснее, чем, скажем, между словами любовь и любовник или любовница. Да, сегодня в основном только теоретики владеют теорией, но владеют, во-первых, незаконно, а во-вторых, эта «связь» между теоретиками и теорией крайне ненадежна и часто иллюзорна.
Маркс когда-то заметил, что после смерти Гегеля, от учения которого отшатнулось все немецкое образованное общество, немецкий пролетариат оказался единственным законным наследником его диалектики. Сегодня эти слова могут показаться странными, особенно теоретикам, которые сами ничего не понимают ни в Гегеле, ни в Марксе. Но на самом деле это была правда. Сегодня в это сложно поверить, но, например, знаменитый «Анти-Дюринг» писался Энгельсом для массового органа социал-демократической партии Германии, читателями которого были простые рабочие. Многие ли интеллигенты в состоянии сегодня одолеть это произведение?
Кстати говоря, немецкие рабочие не только читали серьёзные теоретические труды. Известно, что параллельно с Марксом и Энгельсом идеи диалектического и исторического материализма самостоятельно развивал немецкий рабочий-кожевенник Иосиф Дицген. И Маркс, И Энгельс, и Ленин очень высоко ценили его произведения.
Маркс в «Капитале» обращает внимание читателей на тот факт, что практически все крупные открытия в технике, которые составили основу промышленной революции, сделали не ученые, а рабочие. Паровую машину изобрел часовщик Уатт, прядильную машину – цирюльник Аркрайт, рабочий-ювелир Фултон – пароход.
Нисколько не подвергая сомнению величие и гениальность Маркса и Энгельса, мы должны признать, что они только проанализировали последствия того переворота в общественной жизни, который произвели эти открытия. Этот пример хорошо иллюстрирует действительное отношение теории и практики.
Во всем этом гораздо меньше парадоксального, чем кажется. Парадоксальным это кажется исключительно потому, что мы привыкли смотреть на вопрос соотношения теории и практики исключительно глазами профессиональных теоретиков, ученых, то есть воспринимать теорию как нечто первичное по отношению к практике, стоящее над ней, играющее ведущую роль, непостижимое для людей физического труда. Но тот факт, что эта точка зрения является сегодня господствующей, вовсе не означает, что она правильная. На самом деле – это не более чем иллюзия. Теория не только не предшествует практике, не только ею порождается, но и не в состоянии существовать вне ее. Теория есть не более чем отражение практики. Но когда появляется правильная теория, она сама становится практической, материальной силой, инструментом, орудием исторического действия, организующим фактором, многократно умножающим силу человека и, что самое важное, правильно направляющим эту силу, дающим возможность действовать не спорадически, не методом проб и ошибок, а последовательно.
Чем последовательней движение, тем цель не только ближе, но и яснее и отчетливей. И не в том дело, что ее лучше видно, а в том, что она формируется самим этим движением. И тут нет никакой мистики. Просто действительной целью любого общественного движения, независимо от того, осознает оно это или нет, является человек – человек определенного типа. А человек формируется именно в процессе общественного развития. Капитализм формирует человека, максимально приспособленного для того, чтобы служить делу самовозрастания капитала, накопления все больших богатств, потребления все большего количества товаров.
Цель коммунизма несколько иная. Она состоит в том, чтобы обеспечить всем членам общества доступ ко всем достижениям культуры и тем самым раскрыть новый источник ранее невиданной производительной силы, силы освобожденных человеческих способностей. И это не фантазия. Это реальность. Это наша с вами история. Главное достижение нашей революции – даже не в том, что у нас не было голодных, нищих, безработных - это само собой. Главное достижение революции в том, миллионы и миллионы людей, обреченных раньше на полуживотное прозябание, поднялись к вершинам человеческой культуры. Увы, закрепиться там не смогли. Сегодня нас снова бросили к подножию.
Но мы еще туда вернемся.
От редакции.
Автор, член редколлегии журнала «Марксизм и современность», в своей статье акцентировал внимание на влиянии практики на теорию, а обратного влияния лишь вскользь коснулся. И в данном случае, на наш взгляд, правильно сделал,потому что это обратное влияние порой абсолютизируется, а вот о значении практики действительно многие теоретики умалчивают. Тоже понятно - они-то по большей части от практики оторваны...
Особо хочется подчеркнуть ту известную мысль, что теория не догма. Теория дает общие принципы и проверяется практикой, и уточняется практикой. Хорошая теория, т.е. правильная теория практикой подтверждается, а дальше – совершенствуется, развивается – но опять же на основе практики, и в свою очередь определяет будущую практику. Вот такое диалектическое единство.
Лучше понять это можно, вспомнив хорошее выражение Маркса и Энгельса из "Немецкой идеологии", что «коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения порождены имеющейся теперь налицо предпосылкой». (Соч., 2 изд., т. 3, с. 34).
Имеющаяся предпосылка - вот гвоздь вопроса!!!
Приписывается восьми физикам, одному химику, одному математику, двум экономистам, одному психологу и двум политическим деятелям*.
* Н.Боголюбов, Н.Бор, Л.Больцман, Л.Брежнев, Л. де Бройль, М.Келдыш, Р.Кирхгоф, К.Левин, В.Ленин, К.Маркс, Д.Менделеев, Э.Резерфорд, Э.Ферми, А.Эйнштейн, Ф.Энгельс.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что большинство читателей воспринимает теорию эволюции как нечто весьма отвлеченное, абстрактное и не подтверждаемое экспериментом. Для этого есть несколько причин: школьное преподавание эволюции как набора сухих догм; понимание того, что эволюционные события происходят в таком масштабе времени, что их невозможно наблюдать непосредственно; да и просто коварство языка. Когда ученый говорит "я верю в теорию эволюции", смысл слова "верю" в этой фразе вовсе не тот, что во фразе "я верю в Бога". Во втором случае мы имеем дело именно с верой – иррациональным признанием, не нуждающемся в доводах. На языке же ученых "верю" – это способ коротко сказать примерно следующее: "Я ознакомился с основными положениями предлагаемой теории, оценил логические доводы за и против, изучил экспериментальные результаты и их интерпретацию, рассмотрел вытекающие из этой теории следствия и проверил их разумность, убедился, что предлагаемая теория обладает предсказательной силой и, тем самым, думаю, что теория адекватно описывает некоторый круг явлений". Разумеется, так длинно никто не говорит, и в результате у стороннего наблюдателя возникает ощущение спора представителей двух вер, "научной" и религиозной, подобного спору между представителями двух разных религий.
На самом же деле, вопрос о "вере" уже давно не стоит. Основные положения эволюционной теории – общность происхождения всех живых существ на Земле, происхождение одних видов от других, естественный отбор как механизм изменения – настолько вошли в повседневное сознание биологов, что часто даже не осознаются: никто же не задумывается всякий раз заново, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. Разумеется, развитие теории продолжается, появляются новые факты, уточняются детали, а иногда пересматриваются достаточно важные положения и модели. Но, как сказал выдающийся американский генетик и наш соотечественник Феодосий Добжанский, "ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции".
Новая эпоха в понимании эволюции началась, когда появились экспериментальные методы быстрого определения последовательностей ДНК – молекулы, в которой записана генетическая информация. Стало возможным изучать молекулярные механизмы, лежащие в основе наследственности; определять конкретные мутации, вызывающие изменения внешних признаков, устанавливать степень родства между различными организмами и реконструировать их "генеалогические" (биологи говорят, филогенетические) деревья. Оказалось, что теория эволюции очень полезна, поскольку она позволяет делать нетривиальные выводы просто из анализа последовательностей ДНК.
ДНК человека, как и всех других существ, очень неоднородна. Функционально важные участки (например, гены или регуляторные последовательности, управляющие их работой) перемежаются незначимыми вставками, обломками неактивных генов и так далее – подобно тому, как в глянцевом журнале более половины объема занимают рекламные объявления (кстати, как и реклама, такие вставки бывают не совсем уж бесполезны). Как же выделить важное на фоне, скажем мягко, менее важного? Можно посмотреть на это с эволюционной точки зрения.
При делении клеток происходит копирование ДНК, и этот процесс не безошибочен. В результате происходят случайные изменения. Если такое изменение случится в неважной области, оно не будет сказываться на жизни организма, отбор его не заметит, и оно может закрепиться в популяции (есть хорошая математическая модель, описывающая судьбу таких случайных изменений). Изменение же в участке, несущем какой-то смысл, может этот смысл поменять. Например, могут измениться свойства, кодируемого геном белка, или нарушиться регуляция гена, который станет работать не так, как раньше. Поскольку бoльшая часть случайных изменений вредна, изменения в значимых областях будут происходить реже.
Так говорит теория эволюции. А вот как это соображение используется на практике: сравним ДНК близких видов. Мы увидим как сильно изменившиеся участки, так и участки, которые изменились мало – они-то и будут важными. Конечно, для того, чтобы все работало как следует, надо уметь проводить точные оценки того, что такое "мало" и "много", но это уже в значительной степени дело техники. А в результате получилось, что таким способом были найдены десятки, если не сотни новых генов, регуляторных участков, целые новых классы функционально важных элементов генома, такие как микроРНК.
Но это были применения эволюционной теории внутри биологии. Оказывается, она имеет непосредственное отношение и к повседневной жизни.
В конце 80-х годов один дантист из Флориды, большой СПИДом, заразил при проведении процедур нескольких своих пациентов (во избежание паники, надо сразу сказать, что с тех пор такие истории не повторялись). Когда необычная вспышка была прослежена эпидемиологами, он был привлечен к суду. Его адвокаты обратили внимание на то, что варианты вируса-возбудителя СПИД у пациентов и дантиста отличаются. Дело в том, что этот вирус меняется необычайно быстро и даже в организме одного носителя присутствует сразу несколько вариантов. Тем самым, встал вопрос о том, как доказать, что источником заражения послужил именно дантист. Для этого были построены филогенетические деревья вариантов вируса, показывающие родственные связи между ними. Оказалось, что реконструированная эволюционная история этих вариантов совпадает с тем, в каком порядке пациенты проходили лечение. При этом ни у кого из половых партнеров пациентов похожих вирусов не наблюдалось, хотя часть из них тоже была больна, – таким образом, этот путь заражения был исключен.
Аналогичные методы были использованы несколько лет назад, когда ливийские власти обвинили группу болгарских медиков в преднамеренном заражении СПИДом пациентов детской больницы. Анализ последовательностей вирусов показал, что дело не в этом, а в нарушении правил стерильности при проведении уколов и аналогичных процедур. Соответствующая статья была опубликована в одном из ведущих научных журналов. Впрочем, Ливия не США и суд отказался заслушать мнение экспертов – вирусологов и эволюционистов. Врачи были осуждены и вышли на свободу только после помилования, явившегося плодом продолжительной дипломатической торговли европейских правительств с режимом Каддафи.
Сейчас изучение ДНК возбудителей заболеваний, как вирусов, так и бактерий, стало одним из основных способов проведения эпидемиологических расследований. Например, хорошо изучена история распространения СПИДа в различных странах. В Нидерландах было показано, что вирусы из популяций наркоманов, практикующих внутривенные уколы, и гомосексуалистов, различны между собой, и сходны с вирусами из аналогичных популяций США. Тем самым, стало ясно, что социальные связи для распространения СПИД важнее, чем географические. Более того, оказалось, что источником заражения лиц, не принадлежащих к этим двум группам риска, в основном служат наркоманы, а это уже важно для проведения просветительской кампании. В деталях реконструирована и молекулярная история развития эпидемии СПИД в СССР. Начало ей было положено в 1995 г. в портовых городах – Одессе и Николаеве, причем это были два независимых эпизода, и именно первый послужил источником основной эпидемии. Оттуда эпидемия сначала распространилась по Югу России и по другим портовым городам, а затем и по территории всей страны.
Теория эволюции позволяет описывать еще одно крайне неприятное явление – возникновение и распространение среди возбудителей болезней устойчивости к применяемым лекарствам. Для того, чтобы объяснить, в чем тут дело, сначала опишу эксперимент, поставленный несколько лет назад учеными из Йельского университета. Они изучали три варианта кишечной палочки. Первым вариантом был обычный лабораторный штамм (разновидность). Вторым – штамм, производящий антибиотик колицин, плохо действующий на других бактерий (сам колициновый штамм от собственного антибиотика защищен). Если слить в одну пробирку культуры обычного и колицинового штамма, все обычные бактерии быстро вымрут под действием антибиотика. Третьим был штамм, устойчивый к колицину. В смеси колицинового и устойчивого штаммов постепенно побеждает устойчивый; поскольку антибиотик на него не действует, а производство колицина требует затрат. Но устойчивость возникает не просто так – она дается ценой нарушения работы некоторых клеточных процессов. Поэтому в соревновании устойчивого и обычного штаммов выигрывает, хотя и не сразу, обычный. Название статьи, в которой описывался опыт, было "Эволюционная игра камень-ножницы-бумага у бактерий". В самом деле: колициновый штамм сильнее обычного (камень ножницы тупит), устойчивый сильнее колицинового (бумага камень заворачивает), а обычный сильнее устойчивого (ножницы бумагу режут). Что же получится, если в одну пробирку налить все три культуры? (в этом месте можно не читать сразу дальше, а немного задуматься: все необходимые сведения уже сообщены).
А получится вот что: колицин быстро убьет обычных бактерий, а потом устойчивые постепенно вытеснят колициновых. Но заслуга авторов не в том, что они воспроизвели этот очевидный результат, а в том, что им удалось так подобрать параметры, что все три штамма существовали вместе достаточно долго. Для этого бактериальные колонии растили на плоской поверхности чашки с питательной средой. Когда размножающиеся бактерии из двух колоний встречались, на границе побеждал один из штаммов, и граница постепенно сдвигалась в сторону слабого. Но на каждой границе слабым был один из трех штаммов, поэтому никто не вымирал окончательно – вместо этого все колонии постепенно сдвигались, "уходя" от того, кто сильнее, и наступая на более слабого.
Этот модельный эксперимент, параметры которого подбираются, исходя из теории естественного отбора, имеет важную медицинскую аналогию. Вскоре после начала массового использования антибиотиков человечество столкнулось с тем, что бактерии приобретают устойчивость к лекарствам, которые еще недавно давали практически стопроцентное излечение. Есть разные механизмы, которыми бактерии защищаются от антибиотиков, но все они, на самом деле, приводят к ослаблению бактерии. Например, одним из способов является изменение мишени – белка, на который действует препарат.
До эры массового применения антибиотиков штамм, в котором случайно возникала такая мутация, проигрывал в соревновании обычному штамму, хотя какое-то небольшое число устойчивых бактерий могло сохраняться в популяции из-за ее сложной структуры (вспомним различие результатов опыта в пробирке и опыта на плоской поверхности). Но когда мы начинаем прием антибиотика, в игру вступает новый мощный фактор отбора. Теперь обычный штамм оказывается в крайне невыгодной ситуации и вымирает, освобождая место для устойчивого. Если продолжить курс лечения, вымрут и эти бактерии – когда их мало, они не в состоянии выдержать одновременный натиск лекарства и иммунной системы. Но если курс преждевременно прекратить, какое-то количество устойчивых бактерий выживет, размножится (ведь соответствующая ниша свободна от конкурентов) и станет источником новых заражений. Теперь мы получаем большую популяцию бактерий, на которых плохо действует лекарство, а иммунитет с ними не справляется. Начинается эпидемия устойчивого штамма, защититься от которого нечем.
Детали могут разниться, но само явление хорошо описывается теорией естественного отбора. Эволюционная мораль из этой истории – не надо пить антибиотики при обычной простуде; начав прием антибиотика, следует пройти полный курс; и ни в коем случае не следует практиковать массовое добавление антибиотиков в пищу сельскохозяйственных животных.
Я надеюсь, эти примеры показывают, что эволюция – это не сухая теория, а живая, интересная и очень важная область современной науки. Разумеется, это лишь малая часть того, о чем можно было бы рассказать. У эволюционной теории есть множество приложений – от планирования заповедников до проблемы происхождения человека. По-видимому, именно из-за последней преподавание эволюции стало мишенью для разного рода нападок – от анекдотического иска недоучившейся питерской школьницы до публичных выступлений высших иерархов Русской православной церкви. Но это уже тема для совсем другой статьи.
Михаил Гельфанд,
доктор биологических наук
"НОВАЯ ГАЗЕТА"
, 13 февраля 2009 г.
